ные речки.  Но никто из них не верил,  что будто бы рыбы этой
такое множество, что она, как рассказывал сплавщик Петрован, мешает ходить
по реке лодкам.
     Пришла кета.  По  Амуру вверх и  вниз  засновали гольдские лодчонки с
рыбаками и  с  добычей.  Мужики время от  времени пробовали ловить рыбу на
косе у  стана,  но  удачи им  не было.  Их короткий невод тянул пять-шесть
рыбин.  Однажды бабы,  ходившие на Додьгу по ягоды,  увидали, что на горле
Додьгинского озера  вода  словно  закипает от  косяков  кеты,  заходящей в
мелкие протоки.  В  тот  же  день  мужики,  распаленные этими  рассказами,
поплыли на Додьгу с неводом. Ловля и на этот раз была неудачной. Неводишко
оказался слишком стар;  когда его завели и захватили тяжелый косяк,  невод
разлезся.  Вся  рыба ушла.  Рыболовы пустили в  ход палки,  багры и  стали
хватать рыбу кто чем мог.
     Кета нравилась переселенцам.  Они решили солить ее и сушить, запасать
на зиму.
     Ход был ранний,  кета шла еще не уставшая, жирная и толстая, отливала
серебром.  По крутым рыбьим бокам —  багровые и лиловые разводья. Мужики в
толк не брали, что за пятна на кете*.
     _______________
          * Эти пятна —  брачный наряд кеты,  идущей осенью в горные речки
     на икромет.

     — Идет она во множестве, толпой, верно, и колотится друг об дружку до
синяков, — предположил быстрый на всякие соображения Федор.
     Однажды поутру, выйдя из своей землянки, Егор увидел, что на песчаной
косе,  выступившей из-под  спадавшей воды как  раз  против его жилья,  под
берегом, какие-то гольды ловят большим неводом рыбу.
     Было  пасмурно и  ветрено.  Слабые  волны  лениво  набегали на  косу.
Казалось,  вся природа озябла и  сжалась за ночь от сырости и  холода.  На
песке стоял голоногий парень в  коротких,  выше колен,  штанах и  держал в
руке «пятовой» конец невода.  Лодка с гребцами,  описав по реке полукруг и
ведя «забегной» —  передний конец невода,  поспешно возвращалась к пескам,
как бы стягивая плавучую дугу из частых поплавков.
     «Рыбачат под моим берегом без спроса», — подумал Егор.
     Гольдская лодка подошла к берегу.  Один из рыбаков, ежась, побежал по
песку к  стогу.  Приблизившись,  он стал хватать сено пучками и  совать за
пазуху.  Он, видно, промок, замерз и хотел согреться. Егор заметил, что от
стога,  который накануне привез он с острова, чуть не половина убыла. «Под
моим  берегом рыбачат без  спроса  да  еще  берут  сено.  На  чужом  месте
хозяйничают!»
     Мужик  обозлился на  рыбаков,  как  только может  обозлиться человек,
давно уже не ссорившийся ни с  кем,  накопивший в себе много разных обид и
вдруг решивший все их выместить.  Ему и в голову не пришло,  что гольды от
века каждую осень ловят рыбу у  додьгинских кос,  а что такое сено и зачем
оно нужно,  не  знают,  и  что тут никакого посягательства на его права не
было и  быть не может.  Но таково уж свойство новосела —  полагать началом
жизни в новом краю лишь тот день, когда он сам приехал.
     Можно было подумать,  что  Егору никто не  чинил такой большой обиды,
так он разозлился.  Гольды в  этот миг казались бог весть какими злодеями.
Да тут и впрямь можно было посердиться и высказать свои права. Как слыхали
мужики,  гольды были народом смирным и  незлобивым,  так что обидней всего
стало Егору,  что именно они, не спросясь, завладели его берегом. Будь это
русские мужики или солдаты и нанеси они Егору обиду пожесточе,  он стерпел
бы.  Оно и понятно:  обижал бы тот, от кого не в диковину сносить обиды. А
тут вдруг... Этого стерпеть никак нельзя.
     Егор  выбрал  подходящий  кол  и,  вооружившись  им,  скинул  бродни,
подсучил портки и побрел через заводь к пескам.
     Гольды вылезли на  берег и  с  короткими оживленными возгласами бойко
перебирали веревку,  вытягивая невод на косу.  Было заметно, что тянут они
порядочную тяжесть. Егор тут заметил, что пучки сена подвязаны зачем-то на
подборах невода.
     Вдруг вода ожила,  забурлила валами.  Огромные голубовато-серебристые
рыбины с шумом заплескались на мели и наперебой запрыгали из воды, пытаясь
выскочить из невода.  Мелькали бьющиеся хвосты, пасти с зубами и пятнистые
бока. Рыбы было так много, что у Егора зарябило в глазах.
     Гольды стали  бить  кету  веслами по  головам и  закрывать ее  сверху
широким неводом.  За косой, к которой они тянули невод, были мелкие заводи
и широкие лужи;  некоторые бойкие рыбы пытались по ним бежать. Одна жирная
и  грузная кетина,  всплескивая воду  сильными ударами хвоста,  промчалась
мимо  Егора,  выбралась на  узенькую кошку,  отделявшую лужу от  реки,  и,
быстро толкаясь хвостом и  карабкаясь плавниками,  пыталась перебраться по
мокрому  песку;  сгибаясь то  так,  что  этак,  она  словно  оглядывалась,
опасаясь, что гольд догонит и хватит ее веслом.
     — Эй, уходи отсюда! — крикнул Кузнецов, приближаясь к рыбакам.
     Но они либо не обращали на него внимания, либо не слышали его слов за
ветром и за работой. Нестарый гольд в меховой шапке, двое парней в халатах
из  рыбьей кожи и  девчонка выбирали рыбу из невода.  Ловко хватая кету за
хвосты,  гольды раскачивали ее и  бросали в  длинную и  широкую лодку,  до
половины нагруженную вздрагивающей серебристо-лиловой рыбой.
     На  корме сидела патлатая,  толстощекая,  румяная гольдка.  Она  била
неспокойных рыб  веслом,  чтобы поскорее засыпали.