скусство медиков не имело успеха, и, к отчаянию супруга, 
Анастасия 7 августа в пятом часу дня преставилась… Никогда общая горесть не 
изображалась умилительнее и сильнее. Не двор один, а вся Москва погребала свою 
первую, любезнейшую царицу. Когда несли тело в Девичий Вознесенский монастырь, 
народ не давал пути ни духовенству, ни вельможам, теснясь на улицах ко гробу. 
Все плакали, и всех неутешнее бедные, нищие, называя Анастасию именем матери. 
Им хотели раздавать обыкновенную в таких случаях милостыню: они не принимали, 
чуждаясь всякой отрады в сей день печали. Иоанн шел за гробом: братья вели его 
под руки. Он стенал и рвался; один митрополит, сам обливаясь слезами, дерзал 
напоминать ему о твердости христианина… Но еще не знали, что Анастасия унесла с 
собою в могилу!
   Здесь конец счастливых дней Иоанна и России.
   Иоанн был растерзан горестью: все вокруг его проливали слезы – и в сих-то 
слезах явилась гнусная клевета. „Государь! – сказали Иоанну, – ты в отчаянии, 
Россия также, а два изверга торжествуют: добродетельную царицу извели Сильвестр 
и [Алексей] Адашев, ее враги тайные и чародеи: ибо они без чародейства не могли 
бы так долго владеть умом твоим“. Государь знал, что Анастасия со времени его 
болезни не любила ни Сильвестра, ни Адашева; думал, что они также не любили ее, 
и принял клевету, может быть, желая оправдать свою немилость к бывшим 
приближенным».

   Р. Г. Скрынников о падении Избранной рады
   «К этому времени между государем и его ближайшими советниками назрел острый 
конфликт. Они рисовали перед Грозным заманчивую перспективу укрепления 
единодержавия. Но их обещания оказались невыполненными. Сильвестр и Адашев, 
жаловался Грозный, „сами государилися, как хотели, а с меня есте государство 
сняли: словом яз был государь, а делом ничего не владел“.
   Разрыв стал неизбежным, когда к внутриполитическим расхождениям добавились 
разногласия в сфере внешних дел. После покорения Казани Россия обратила свои 
взоры к Балтике…» Это, по мнению ученого, также сыграло важную роль в 
дальнейшем развитии событий.
   «Тем временем в московском правительстве образовались две партии: Адашев 
настаивал на продолжении активной восточной политики и снаряжал экспедиции 
против Крыма, а его противники выступали за войну с Ливонией. Вместо того чтобы 
продолжать успешно начатое наступление против Ливонии, московское правительство,
 по настоянию Адашева, предоставило Ордену перемирие с мая по ноябрь 1559 года 
и одновременно снарядило новую экспедицию против татар. Военные операции против 
Крыма не принесли результатов, обещанных Адашевым, а благоприятные возможности 
для победы в Ливонии были безвозвратно упущены. Магистр Кетлер подписал договор 
с литовцами. Орден перешел под протекторат Литвы и Польши. Договор круто 
изменил ход Ливонской войны. Конфликт с Ливонией стремительно перерастал в 
широкий вооруженный конфликт с Литвой и Польшей в тот самый момент, когда 
Россия ввязалась в войну с Крымским ханством. Произошло резкое объяснение между 
царем Иваном и его наставниками», что, в конечном счете, предрешило исход 
борьбы двух дворцовых группировок.
   «По мере того как влияние Адашева и Сильвестра убывало, менялась общая 
ориентация внешнеполитического курса. Москва приняла мирные предложения Крыма и 
бросила в Ливонию крупные силы. В действующую армию выехал Алексей Адашев. 
Военные силы Ливонии были сокрушены. Крестьяне восстали против немецких баронов.
 Возникла возможность быстрого завершения войны в Ливонии. Но Адашев и его 
товарищи не использовали благоприятной обстановки, опасаясь удара со стороны 
находившихся под Ригой литовских войск. Наступление русских войск 
приостановилось. Фактически действиями армии в Ливонии руководил Адашев. На 
него царь и возложил всю ответственность за промедление».
   Так «государева опала» на бывшего любимца обернулась кардинальной переменой 
политического курса.
   «Правительство объявило о конфискации всех костромских и переяславских 
земель Адашева. Сильвестр предпринимал отчаянные попытки предотвратить его 
отставку. Но успеха не добился. Тогда он объявил царю, что намерен уйти на 
покой в монастырь. Иван не стал удерживать своего старого наставника и, 
благословив, отпустил в Кириллов монастырь.
   Дело Адашева было передано на суд Думы и высшего духовенства. Созванный в 
Москве собор осудил Адашева и Сильвестра как „ведомых злодеев“. Сильвестра 
перевели в Соловки на вечное заточение; Адашев взят был под стражу. Вскоре 
после собора он впал „в недуг огненный“ и через месяц-два умер. Царь Иван 
срочно послал в Юрьев одного из ближних дворян, чтобы расследовать 
обстоятельства смерти Адашева, поскольку явились подозрения, что он покончил 
жизнь самоубийством».
   Скрынников отметил, что не только в политике, но и в морали царь Иван 
совершил крупный поворот в худшую сторону:
   «Расправившись с советниками, царь постарался искоренить самое память о них. 
Что считалось при Сильвестре хорошим тоном, подвергалось теперь осмеянию. На 
смену унылому постничеству пришли роскошные пиры и потехи».

   Грозный об Избранной раде и царском самодержавии
   Ниже приведены несколько отрывков из первого послания Ивана Грозного Андрею 
Курбскому, как известно, активному деятелю «Избранной Рады», ставшему ко 
времени его переписки с царем недругом России:

   «Богом нашим Иисусом Христом дана была вовеки непобедимая хоругвь – крест 
честной первому из благочестивых царю Константину и всем православным царям и 
хранителям православия. Искра благочестия достигла и Российского царства. 
Исполненное этого истинного православия самоде