Когда наступил день поминовения по Василию – сороковины, приехал из Старицы 
другой брат покойного, Андрей. Он попросил Елену убрать из его городов всех 
великокняжеских ревизоров и пытчиков, но Елена отказалась сделать это, сказав 
своему деверю в присутствии Овчины, двух своих братьев, их жен и иных гостей, 
собравшихся за ее столом:
   – Я, Андрей Иванович, сирая вдовица. Государство покойным мужем не мне 
завещано, а сыну моему, великому князю Ивану Васильевичу.
   – Что же, прикажешь мне собственные мои грады и земли у несмышленыша 
просить?
   – Подожди двенадцать лет, пока вступит великий князь в совершенный возраст, 
тогда и проси. А уж ежели тебе совсем невтерпеж, тогда бей челом боярам, кои 
оставлены покойным мужем моим блюстителями государства.
   Сорвавшись, князь Старицкий закричал:
   – Мне, Рюриковичу и Палеологу, челом бить?! Мой отец и старший брат – 
последние великие государи всея Руси! Мой дед был византийским императором! И я 
стану перед Федькой Мишуриным и Васькой Головиным шапку ломать?
   И Андрей Иванович, потеряв всякую степенность, побежал из покоев.
   У самой двери настиг его насмешливый крик невестки:
   – Захочешь именья да пожитков – поклонишься!
   А Овчина добавил, будто нож в спину воткнул:
   – Император Старицкий – Андрей Палеолог!
   Надежда у обиженного Андрея была одна – крамола и заговор. Первым попытался 
он вовлечь Глинского, которого вскоре после смерти Василия Ивановича обошли 
Дмитрий Вельский и Федор Мстиславский, да и тех подмял под себя Овчина, ставший 
и первым боярином в Думе, и конюшим. Однако на сей раз Глинский на сговор не 
пошел. Тогда Андрей поехал к своему племяннику Дмитрию Вельскому, но и тот его 
не поддержал.
   А два других его племянника – Семен и Иван Вельские – стали союзниками князя 
Старицкого. К ним вскоре примкнул наместник Новгорода Великого Михаил Семенович 
Воронцов и напоследок – все же и Глинский с тремя недавно пришедшими на службу 
в Москву западнорусскими князьями – Ляцким, Воротынским и Трубецким. Они 
задумали захватить Кремль, когда Овчина с войсками уйдет на Оку встречать татар.

   Был назначен и день мятежа – 25 августа 1534 года.

   Последняя авантюра Глинского
   В книге В. Б. Кобрина «Иван Грозный» так излагаются события, последовавшие 
за смертью Василия Ивановича:
   «Но борьба за власть только начиналась. Василий III, умирая, особенно 
рассчитывал на Михаила Львовича Глинского. Обращаясь к боярам, он говорил, что, 
хотя князь Михайло – „человек к нам приезжий“, бояре должны держать его „за 
здешняго уроженца“, ибо он государю „прямой слуга“. А самому Глинскому 
напоминал, чтобы он за малолетнего великого князя с братом и великую княгиню 
„кровь свою пролиял и тело свое на раздробление дал“. Михаил Львович, опытный 
государственный муж, думал, что пришло его время, что станет он правителем 
огромной страны. Но иначе думала его молодая племянница, которая, кстати, нашла 
себе другого советника-боярина – князя Ивана Федоровича Овчину – 
Телепнева-Оболенского. Поговаривали, что князь Овчина не только советник, но и 
возлюбленный великой княгини.
   Глинский был крайне недоволен, пытался все же добиться власти, вступил в 
конфликт с племянницей».
   Но Овчина был извещен о задуманном, когда шел он стать на берегу Оки против 
совершавших набеги крымцев, и, повернув часть войск от Серпухова, повел свой 
отряд к Москве. Действуя быстро и решительно, он арестовал главных заговорщиков.
 Елена не пощадила никого. Даже родного дядю, Михаила Львовича, велела оковать 
многопудовыми цепями и надеть на голову тяжкую железную шапку. Ему не давали 
есть, а воду подносили, чтобы продлить мучения. И он, семидесятилетний 
страстотерпец, умер 15 сентября 1534 года – на сороковой день после начала 
казни.

   Мятеж Андрея Старицкого
   Андрей Старицкий только потому не был среди мятежников, что отъезжал в ту 
пору в Старицу, но, как позднее писал летописец, «учал на Великого князя и на 
его матерь гнев держати». И когда в конце 1536 года казанский хан Сафа-Гирей 
двинулся на Муром и Нижний Новгород, князь Андрей против него не выступил, а 
когда Елена велела ему ехать в Москву, чтобы дать за это ответ, то, сказавшись 
больным, в Москву не поехал. Но после того как к нему прибыл князь Борис 
Щепин-Оболенский и потребовал выступления старицких полков с воеводами к 
Коломне, Андрей приказ Елены выполнил и оказался из-за этого сильно ослабленным.
 Он понял, что допустил ошибку, однако замысла о мятеже не оставил и решил 
привлечь на свою сторону Новгород Великий, предлагая себя новгородцам в князья. 
Однако Андрей просчитался: новгородцы крепко держались Москвы, и даже более 
того: как раз в этот момент новгородские полки должны были выступать на 
московскую службу. Андрей Старицкий, поняв, что ход событий движется против 
него, забрал жену и детей и выехал в Торжок. Он еще надеялся на то, что его 
обещания «жалования» Новгороду сыграют свою роль, однако пока «прелестные 
грамоты» старицкого князя шли в Новгород, в Москву прилетели сообщения о его 
измене. Овчина тотчас же пошел к Старице, чтобы «поймать» переметчика, а князь 
Никита Оболенский быстро пошел к Новгороду, чтобы воспрепятствовать мятежнику