Помните, у Ибн Хаукаля: «если что и оставили – так только лист на 
лозе»?
         Сколько древней, не остывшей за тысячелетие, непримиримой ненависти – 
«ненависти к аду и делам его», как выразился все тот же Честертон, - сохранила 
эта сказка! Вот оно, русское «esse delendam»! 
          Кому-то может показаться чересчур натянутым, чересчур романтичным 
такое рассуждение. Что ж, мы охотно верим в «Аннибалову клятву» или знаменитое 
присловье Катона, но поверить в то, что и наши предки были людьми, многим не 
под силу. Напомню пример из другой, более близкой к нам эпохи.
          В  XVI-XVII веках Белая и Малая Русь были землями Польско-Литовского 
государства, Речи Посполитой. Спесивые шляхтичи желали жить роскошно, но 
обеспечивать средства для этой роскоши не умели и не желали. Вместо этого они 
отдавали землю, с деревнями хлопов-крепостных, «на откуп», то есть в аренду 
иудейским купцам и ростовщикам. Как хозяйствовали на арендованной земле 
достойные преемники рахдонитов, хорошо описал Гоголь в «Тарасе Бульбе»:
          «Он уже очутился тут арендатором и корчмарем; прибрал понемногу всех 
окружных панов и шляхтичей в свои руки, высосал понемногу почти все деньги и 
сильно обозначил свое жидовское присутствие в той стране. На расстоянии трех 
миль во все стороны не осталось ни одной избы в порядке: все валилось и 
дряхлело, все пораспивалось и оставалась бедность да лохмотья; как после пожара 
или чумы выветрился весь край. И если бы десять лет еще пожил там Янкель, то он,
 вероятно, выветрил бы и все воеводство».
         Таких «Янкелей» были десятки и сотни. Отсылаю читателя к работам 
Костомарова; там это описано подробнее и научней. Не буду говорить о черном, 
довлевшем над откупщиками, подозрении, подозрении воистину карфагенском, 
отдававшем залитыми детской кровью алтарями Молоха. Скажу о другом, несомненном.
 Арендаторы додумались до того, до чего в свое время не додумались рахдониты. А 
именно – они взяли на откуп церкви. Поставьте себя на место хлопов. 
Представьте: чтобы помолиться в церкви, окрестить дитя, обвенчаться, отпеть и 
похоронить покойника, чтобы сделать все эти вещи, для христианина естественные, 
как солнечный свет и необходимые, как воздух – вы должны заплатить иноверцу. Да 
не просто иноверцу – потомку Иуды, потомку тех, кто кричал: «Кровь Его на нас и 
на детях наших!» (Мф. 27:25)! А поскольку денег у вас нет – их вытянул тот же 
иноверец – то ваш малыш может умереть некрещеным (представьте детскую 
смертность в описанных Гоголем условиях!), и попадет в ад или превратится в 
мелкую нечисть; вы с любимой останетесь жить во грехе и погубите душу; ваш 
старый отец будет зарыт неотпетым на неосвященной земле, как  самоубийца, как 
павший скот!
          Вполне естественно, что в годы Колиивщины или Хмельничщины гнев 
повстанцев-гайдамаков тяжелее и страшнее всего обрушивался на откупщиков. 
Сочувствовать ли жертвам собственной алчности, дело, читатель, ваше. Я затеял 
все это отступление для другого.
          Гайдамаки, конечно, были страшные, дикие люди, почти звери, хуже – 
бандиты. Они охотно грабили панские усадьбы-фольварки и купеческие караваны. Но,
 вламываясь в дома откупщиков, они не брали себе ничего. Грабители и душегубы 
брезговали добром «врагов бога». Все имущество ломали, сваливали во дворе в 
кучи, и сжигали. 
           Может быть, сходство русов Святослава и гайдамаков не исчерпывалось 
усами, чубом на бритой голове и серьгой в ухе? И – сами-то вы, читатель, не 
побрезговали бы на их месте? Может, сестру вашей бабки продали за эти монеты? 
Может, эта шуба – из соболей, купленных у вашего деда-купца на фальшивые 
деньги; те деньги, за которые его сварили в масле в немецком городе? Может, 
этим, расшитым золотом поясом, расплатились с наемником за вспоротые животы 
беременных славянок, за пойманных на копье малышей?..
          Помните норманнское «мы не станем носить в кошельках мертвых 
друзей!»?
          Слишком тяжелым было хазарское золото. Тяжелым, как восемь поколений 
убитых или сгинувших в рабстве сородичей.
          Об участи рахдонитов долго говорить не стоит. Просто поблагодарим 
предков за чистоплотность. Они не стали смаковать кровавые детали – не 
захватнической войны, справедливой мести! – в десятках «книг», «псалмов» и 
«пророчеств». Остался лишь космически страшный образ в былине «Федор Тырянин» – 
образ вражеской крови, чуть не поглотившей богатыря.
     Расступалася Мать Сыра Земля
     Как на все четыре стороны.
     Пожирала в себя кровь жидовскую,
     Жидовскую, басурманскую,
      царя иудейского.
         Погибли, впрочем, не все хазары – Святослав был милосердней 
ветхозаветных героев. Кто-то, как мы помним из Ибн Хаукаля, бежал, чтоб потом 
вернуться под власть русов. Кто-то так и остался – в Хорезме, в Крыму. Кое-кто 
попал в плен. Мы можем уверенно говорить об одной такой пленнице. Ее Святослав 
подарил матери; вскоре хазарка стала любимой рабыней, «милостницей» Ольги  и ее 
ключницей, завхозом, говоря на современный лад. Звали везучую рабыню Малкой.
          Были, однако, и те, чья участь была еще менее завидна, чем у бывших 
владык каганата. Я о славянских наемниках армии каган-бека. Об их судьбе не 
сохранилось прямых сообщений. Но догадаться легко – она, думается, вполне 
подобна судьбе греческих наемников, воевавших в персидском войске против 
Александра Македонского. После победы великодушный Александр отпустил по домам 
пленных персов, кое-кого даже взял на службу, пленных же греческих наемников