Могучие стены защищали дворцы и просторные сады.  А снаружи лезли друг на 
дружку глинобитные сакли, теснились юрты и мазанки, опоясанные лишь земляным 
валом над неглубоким рвом – единственным заслоном в случае нападения врага. В 
крепость не впускали даже стражу! Хазария была, пожалуй, единственной страной, 
где патрули городской стражи обходили цитадель снаружи. И здесь опять придется 
обратиться к словарю ХХ века. Потому что именно тогда получили имя такие 
порядки, и имя это – апартеид.
          Податные племена – двадцать пять народов, плативших дань кагану, - за 
людей не почитались в принципе. Ибн Фадлан пишет, что хазары все соседние 
народы считают своими рабами. Каган-бек Иосиф в письме Хасдаю ибн Шафруту еще 
откровеннее: народы-данники «как песок». Песком, пылью под ногами виделись 
хазарам окрестные племена.
          Вот лишь один пример тому. Вождь вассального племени венгров, Арпад, 
по приказу кагана ушел в поход со всеми мужчинами племени. Заклятые враги 
венгров, печенеги, нагрянули в беззащитные кочевья и вырезали всех, кто там 
оставался – стариков, женщин, детей. Вернувшийся из похода на пепелища Арпад со 
своими овдовевшими, осиротевшими воинами ушел из каганата и поселился аж на 
Дунае.
          Так рассказывает эту историю наш старый знакомый, Константин 
Багрянородный. Но он оставил в ней множество темных мест. Почему 
кочевники-венгры не двинулись в поход вместе с семьями, как то было в обычае у 
кочевников? Почему Арпад оставил свой народ беззащитным, если вражда печенегов 
к венграм была столь свирепа? Знакомство с русскими летописями порождает новые 
вопросы. Дважды печенеги осаждали русские города – Киев и  обязательно Белгород,
  –  и оба раза осажденные вполне серьезно собирались отпереть ворота 
кочевникам. Значит, печенеги далеко не со всяким врагом обходились так 
беспощадно. Наконец, почему Арпад  ушел из каганата?
          В ХХ веке археологи обнаружили, что кочевья орды Арпада соседствовали 
с цепью хазарских крепостей… Вы еще не догадались, читатель? Арпад считал себя 
союзником хазар, и полагал, что оставляет жен, детей, стариков под надежной 
защитой. Что полагали хазары, сказано выше. В крепостях избранного богом народа 
не было и не могло быть места для грязных язычниц и их отродья.
          «Я ничего не могу доказать, но я вижу – это гораздо важнее», говорил 
патер Браун в «Сломанной шпаге». Вижу и я, хотя предпочел бы не видеть. Не 
видеть лиц мадьярок в тот миг, когда они поняли: ворота не откроют. Не видеть 
волчьей усмешки, проступающей на медноскулых чернобородых лицах печенежских 
вожаков, понявших это. И глаз какой-нибудь венгерской девочки: ведь это не 
может быть правдой, эти равнодушные стены, и накатывающаяся сзади воющая стая; 
сейчас что-нибудь случится, распахнутся ворота или блеснет кольчугами и шлемами 
на горизонте дружина отца, что-нибудь обязательно должно произойти!..
           И не видеть пытливых, умных, больших карих глаз, пристально 
взирающих со стен. Ахающих и взвизгивающих женщин. Мужчин – горячие южные люди! 
– бьющих об руку, делающих ставки: сколько еще будет уворачиваться от кривых 
печенежских сабель вон та женщина; кто из печенежских лучников первым 
подстрелит прячущегося в овраг мальчонку; оторвется ли голова у старика, 
которого волокут за конем на аркане… Седобородых книжников, важно поучающих 
кудрявых смуглых учеников: помните, в Книге сказано: «язычники – лишь животные, 
принявшие человеческий облик»?  Вот, смотрите: животные. Звери!
           Что ж, может быть. Можно, наверно, назвать животным мадьярку, 
недавно униженно вывшую «Детей, господин, хотя бы детей! Вот дочка, она будет 
хорошей рабыней!», а потом с безрассудной яростью самки отстаивающей какие-то 
жалкие секунды жизни своим детенышам…
          И можно, наверно, назвать зверем печенега, в угаре кровной вражды 
творившего над слугами кагана то, что наемники кагана делали во взятых городах 
и становьях.
          Но какое слово мы найдем для этих – умных, веселых, спокойных хозяев 
каменных стен?!
          Неизвестно, искал ли Арпад суда и справедливости у владык каганата. 
Или все понял уже там – над грудами обглоданных лисами-корсаками костей, 
небрежно сваленных в ров, чтоб не валялись на торговой дороге. Известно одно – 
пути каганата и его бывших вассалов больше не пересекались. Никогда. А потомок 
Арпада стал союзником нашего героя.
         Может показаться невероятным, что при таком отношении вассальные 
племена все же служили каганату, платили ему дань, воевали за него. Но его 
новые хозяева были непревзойденными  мастерами интриги. Они холили и лелеяли, 
по временам разжигая до прямой резни, кровную вражду горных и степных племен, 
оставаясь при том в роли беспристрастных судей, справедливых защитников слабых. 
В IX веке взбунтовались гузы. Их подавили с помощью «черных булгар». Потом 
восстали «черные булгары», но власти каганата натравили на бунтовщиков алан. 
Через двадцать лет подняться против кагана решили уже аланы, но теперь каган 
превратил в карателей гузов – недавних бунтовщиков. Каганат берег недешево 
обходившихся ему наемников.
          Впрочем, и наемникам в каганате жилось непросто. Да, много сытнее, 
чем рабам, данникам или даже «черным» хазарам. Но платили хозяева каганата 
только за победы. Проигравших казнили, и вряд ли их утешало, что их участь 
разделял хазарский полководец. Тому, прежде чем палач кагана рассекал его на 
части, предстояло наблюдать, как будут разыгрывать по жребию его имущество, жен 
и детей вчерашние друзья.
          Когда на бой выходила вся армия каган-бека, выглядело это так: войско 
атаковало врага отряд за отрядом. Каждый имел свою задачу, каждый носил