помнил его рассказы, и теперь сравнивал с тем, что видел.
               Где Болгария князя Крума, пившего мед из черепа цесаря, 
принесшего хвостатое знамя войны к самой столице врага и под ее стенами 
славившего родных Богов жертвами? Неужели эта страна, раздираемая на части 
своими ряженными в греков господами, страна угрюмого забитого народа – и есть 
родина тех грозных воителей? Неужели это по ней, не встречая преград, не говоря 
про отпор, смерчами проносятся мадьярские орды? Неужели это потомок Крума 
послушно, как скомороший медведь на торгу, пляшет под цареградскую дудку?
              Неужели  этого хотят для Руси мать и те, что с ней?
     
     
2. Отравленный пурпур.
     
     В дебрях этих тусовок даже воздух стал ядовит…
     Олег Медведев.
     
                 Минув берега Болгарии, ладьи русов подходят к Константинополю. 
Царь-город, Царьград – так звали его славяне. Крупнейший город Европы, если не 
мира – Царь городов. Столица преемников Цезарей древнего мира – Город царей.
                Наверняка Святослав, прежде чем отправляться в гости, 
постарался побольше узнать о хозяине. Негоже входить безоглядно в незнакомый 
дом:
                                          Прежде чем в дом
                                          Войдешь, все входы
                                          Ты осмотри,
                                          Ты  огляди, - 
                                          Ибо как знать,
                                          В этом жилище
                                          Недругов нет ли
                 Так советовали «Речи Высокого» - заповеди верховного Бога 
норманнов, Одина, Волоса русов. В пребывании в «жилище» своих и Руси «недругов» 
Асмунд и его воспитанник были уверены, и вполне справедливо. Но и заповеди 
наверняка следовали. Перед поездкой князь и его воспитатель должны были 
провести не один вечер с «гречниками» – так на Руси называли регулярно 
плававших в Византию купцов. Неизвестно, что они узнали во время этих бесед. А 
вот что знаем о правившем в тот год в Константинополе человеке мы.
               Будущий император был зачат и рожден вне брака. Его отец – Лев 
VI Мудрый, при котором Олег осаждал Царьград. Мать – известная придворная 
красавица, Зоя Огнеокая. Пожилой бездетный император похоронил уже трех жен, а 
четвертый брак православная церковь запрещала. Однако Лев не слишком 
почтительно относился к запретам церкви. По слухам, православный владыка 
баловался вещами похлеще четвертого брака – вплоть до чернокнижия и некромантии.
 За иными его предшественниками и впрямь водились дела, если и не столь жуткие, 
то не менее гнусные. 
                Чего стоят одни паскудства императора Михаила, в царствие коего 
на  Царьград ходили Оскольд и Дир. Этот, собрав компанию прихлебателей, 
«гнусных и мерзких человеков», назначил из их среды «патриарха» – некоего 
Грилла – и двенадцать «митрополитов». Сборище, нарядившись в настоящие 
священнические облачения, шаталось по столице империи, хмельными голосами 
распевая похабно перековерканные церковные песнопения. Иногда сей «Всепьянейший 
синод» силком заставлял почтенных пожилых вельмож «причащаться» под видом 
святых даров – тела и крови их бога! – уксусом и горчицей. Венцом гнусностей 
была выходка императора над собственной матерью, женщиной религиозной и 
богобоязненной, да только мало поровшей в свое время августейшего отморозка… 
Когда  она пришла  в церковь на исповедь, сынок подвел старуху к ряженному в 
ризы главы церкви Гриллу. Склонившаяся женщина не видела лица обманщика. 
Исповедавшись, старая государыня простерлась на полу, испрашивая благословения. 
Грилл же, повернувшись к ней задом, «рыкнул афедроном своим».
             Все это непотребство происходило в храме святой Софии, сердце 
православия.
             Право, после Михаила и «патриарха» Грилла Лев, всего лишь желавший 
узаконить отношения с любимой женщиной и матерью своего сына, мог показаться 
праведником. Церковь терпела и не такое. К тому же, Львом могли двигать не 
только личные чувства. Может быть, у бездетного государя шевелились волосы при 
мысли о том, чтоб оставить престол брату-соправителю Александру, немногим 
отличавшимся к лучшему от печальной памяти Михаила. Пока Лев контролировал 
выходки братца и его кабацкой своры, но бессмертным он не был. Тут не помогало 
и чернокнижие. И вдруг – сын! Можно представить, что любовь императора к его 
пассии  утроилась, можно представить и его чувства к малышу…
               И чувства Александра, за время трех бездетных браков старшего 
брата успевшего привыкнуть к мысли о грядущей короне! 
               Итак, Лев нашел сперва священника, согласившегося обвенчать его 
с четвертой женой, а уж уговорить патриарха признать законность и брака, и 
родившегося до него сына император отложил на самую последнюю очередь. Очевидно,
 это было чистейшим «делом техники».
               В три года Константина венчали на царство, как соправителя отца. 
Правящий сын родился у правящего отца – в знак этого, нечастого в Новом Риме 
обстоятельства мальчика и назвали Порфирогенетом, Рожденным в Пурпуре, 
Багрянородным. Но прошло еще четыре года, и колокола святой Софии проводили в 
последний путь его грешного отца. Вдова и маленький венценосец остались наедине