для соседей Восточного Рима, огнеметов этих делали мало.  Но уж когда они 
появлялись на поле боя, исход его был предрешен. Так что  не поражению Игоря 
надо дивиться – диво, что сам он уцелел, не попал в плен, вывел из пылающего 
ада изрядную часть войска. Хотя и погибло тоже немало – нам еще вспоминать об 
этих потерях.
            И попал в эту ловушку князь не по недомыслию. Византийцев 
предупредили болгары. Они, как видно, предпочли «братьев во Христе» из Византии,
 звавших их, болгар, «жалким и гнусным народом», кровным братьям-русам. 
Заблаговременно извещенные  греки успели перебросить к месту  высадки русского 
десанта огнеметные корабли-хеландии патриция Феофила Синкела.
              Однако уже через три года Игорь собрал новое войско, пополнил 
выжженную дружину выходцами с Варяжского моря -–и об этом еще вспомним, – и 
взял с собой печенежскую орду. Вот когда перепуганные греки – они-то ожидали, 
что варвары долго еще не появятся на горизонте – и поспешили с откупом.
             Игорь не забыл ужаса первого греческого похода, не забыл, что в 
его войске немало и свежесобранных ополченцев, и недавно взятых в  дружину 
варяжских удальцов. Как-то покажут себя в бою? Впрочем, и так было ясно, как. 
Вожди варяжских дружин откровенно советовали князю взять откуп.
              Великий князь последовал совету, дань взял и двинулся домой, в 
Киев. Впрочем, и болгарского предательства он не забыл – «повелел печенегам 
воевать Болгарскую землю». 
             С ужасом вспоминал Феофилакт Болгарский тот год: «Их набег – удар 
молнии. Их отступление тяжело и легко в одно и то же время: тяжело от множества 
добычи, легко от быстроты бегства. Вот они здесь – и вот их уже нет. Они живут 
грабежами чужих стран, не зная иного обогащения, кроме войны и добычи, а своей 
страны не имеют. Но хуже всего, что народ этот бесчисленным множеством своим 
превосходит лесных пчел».
     
2. Забытый подвиг.
     
     Объемлет ужас печенегов;
      питомцы бурные набегов 
     зовут рассеянных коней,
      противиться не смеют боле
      и с диким воплем в пыльном поле
      бегут от киевских мечей.
      А. С. Пушкин «Руслан и Людмила».
     
           Но стоп! Что такое? Почему  и каким образом киевский князь может 
что-нибудь повелеть этой буйной орде?
            А вот таким. Вы не забыли: Игорь Рюрикович – безрассудный 
авантюрист, бездарный полководец? Так вот, когда в 915 году «пришли впервые 
печенеги на русскую землю», «безрассудный авантюрист» сумел заключить с 
кочевниками мир.  Не иначе, как сумел Сын Сокола объяснить новым соседям: Русь 
не легкая добыча. Ясное дело, не словами объяснял. Подобные разбойные народцы 
от веку понимают один язык – язык силы. Проще говоря, печенежские вожди 
обломали зубы об Игоревы дружины, «сохранили лицо», заключив мир, и быстро 
откочевали к Дунаю.
            А еще пять лет спустя в летописи появляется скромная строчка «Игорь 
воеваша на печенегов». И все. И ничего более, кроме того, что двадцать четыре 
года – целое поколение  - спустя Игорь мог «повелеть» печенегам, и те покорно 
повиновались. Кроме того, что напасть на Русь печенеги решились впервые еще 
двадцать четыре года спустя – в 968 году.
            Вспомним Феофилакта Болгарского. Можно вспомнить и византийца 
Кедрина, писавшего, что печенеги не знают договоров, смеются над клятвами и 
почитают лишь силу. Как надо было разбить это племя, чтобы два поколения из 
памяти степняков не изгладились три страшных слова: Киев, Русь, Игорь?
            И не просто разбить. Обратите внимание – Игорь «воевал на 
печенегов». Не отбил набег. Даже не разгромил нашествие. Пошел на них. Значит – 
в степь. И победил.
             За полторы тысячи лет до Игоря в ту же степь вторгся персидский 
царь царей Дарий, по заслугам, в общем-то, прозванный Великим. Греческий 
историк Геродот сообщает, что в войске царя царей  шло семьсот тысяч воинов. 
Для сравнения – Великая армия императора Франции Наполеона Бонапарта  
насчитывала «всего» шестьсот тысяч. Чингисхана с крестоносцами можно даже не 
упоминать. Врагом Дария в той войне были дальние предки печенегов – скифы.
             Все, что смог  Дарий – с трудом спас себя и жалкий остаток своих 
полчищ. Действительно, Великий: его предок Кир, основатель Персидской державы 
от Средней Азии до Египта, потерял и войско, и голову, сунувшись в степь. После 
Дария один из полководцев Александра Македонского, победителя персов, 
захватившего их страну  вкупе с Балканами и Египтом, канул в той степи, как 
камень в воду, со своей армией. Не спасся никто. Римляне, покорив полмира, в 
степь благоразумно не совались, а это одно о многом говорит.
              Вооружение Игоря и его воинов ничем, в принципе, не отличалось от 
такового же у Дария, Кира или римлян. И тем не менее «бездарный» Игорь стал 
первым полководцем земледельческого, оседлого народа, разбившим кочевников на 
их же территории, в степи. И не просто разбившим – превратившим в вассалов. На 
сорок восемь лет внушившим разбойным дикарям ужас перед именем  Русь. 
Избавившим  два поколения  русских людей от страха  перед степью, от гари 
спаленных сел, от свиста стрел и арканов, от рабского горького пота.