|
Рюгена? О да, кайзер подпишет мир!».
А в тени престолов калифов и кайзеров, эмиров и пап ползло змеиным
шорохом:
«Проклятый язычник, дерзнувший поднять руку на народ божий! Истребитель
избранников Предвечного! Разрушитель каганата! Мы, хозяева жемчугов Персидского
залива, хозяева рабских торжищ, банкиры Востока и Запада, говорим вам, наши
вечные должники в коронах, чалмах и тиарах – мир Византии!».
Против Святослава ополчилась не армия ромеев. Не империя Второго Рима.
Даже не христианский мир. Все единобожие, все почитатели завета, данного в
бесплодных недрах палестинских пустынь Абрахаму-Аврааму-Ибрагиму, весь Юг
ополчился против вождя языческого Севера. Не армии, не государства, не народы,
- две Веры, два взгляда на мир сошлись в смертельной схватке на берегах Дуная.
По длинным горным ущельям – «клисурам» – византийская армия одним броском вышла
к столице Болгарского царства – Преславе. В это же время в Дунай вошел огромный
имперский флот, снабженный последним словом византийской военной техники,
«напалмом Средневековья» – «греческим огнем».
Но как армия Второго Рима могла пройти через ущелья незамеченной? Этот
кратчайший путь от сердца Болгарии к Византийским пределам и обратно был уже не
один век известен воинам и полководцам обеих стран. Именно в одной из «клисур»
Крум настиг Никифора I и разгромил его армию. Возможно ли, чтобы болгары,
сражавшиеся на стороне Святослава, не рассказали князю об этом опасном месте?
На мой взгляд, нет. Возможно ли, чтобы Святослав, опытный воин и полководец, не
поставил охраны около ущелий? Тоже невозможно. Кому он доверил их охрану? Мы не
знаем. Но догадываться можно… впрочем, об этом – позже.
Разумеется, Иоанн Цимисхий и не подумал предупредить врага о нападении.
Пусть дикие язычники посылают врагам свое «Иду на вы». А он – просвещенный
правитель цивилизованной христианской державы. К чему ему какая-то варварская
«честь»?
Впереди византийского войска двигался в окружении закованных в броню
«бессмертных» сам император, а за ним – отборные воины империи – 15 тысяч
пехоты и 13 тысяч всадников. А в отдалении движется остальные полчища.
Численности их византийские авторы не сообщают, дабы не портить картину
«героизма» своих земляков, но легко можно представить себе хотя бы порядок –
если одних отборных почти 30 тысяч, то остальная рать, надо думать, исчислялась
сотнями тысяч. С войском шли осадные машины и камнеметы. За арьергард отвечал
уже известный нам Василий Ноф. Цимисхий взял его в поход, надо полагать, не
столько из-за его выдающихся воинских или полководческих качеств – таковых у
Василия, в отличие от его собратьев по несчастью, Нарзеса и патриция Петра, не
наблюдалось, – а просто потому, что опасался оставлять в своем тылу, да еще в
его родной дворцовой стихии, этого прожженного интригана. Подобравшись к
Преславе в момент, когда русский гарнизон почти полностью находился на учениях
за стенами города, ромеи, под вопли, грохот тимпанов и рев труб кинулись в
атаку.
Теперь представьте, читатель, эту сцену. За стенами города, в чистом поле,
находится 6 тысяч русских воинов. Они вышли на учения – то есть вряд ли с
полным вооружением. В абсолютном большинстве – пехотинцы. И на них
накидываются с диким шумом готовые к бою отборные вояки, наполовину – конные.
Да и превосходящие их числом в пять раз – это реально, а каким показалось
превосходство врага внезапно атакованным русским ратникам, можно себе
представить.
Цимисхий, безусловно, рассчитывал, что русы испугаются и побегут. А там
можно будет настигнуть их в распахнутых воротах Преславы и на плечах бегущих
ворваться в крепость. Так поступали многие полководцы до и после Цимисхия.
Они воевали не с русами.
Лев Диакон сообщает: «их (русов – Л. П.) охватил страх, и они
почувствовали себя беспомощными». То ли удугов Второго Рима был незаурядным
телепатом, то ли судил по себе и своим соплеменникам. Из описанного им
поведения русов такой вывод сделать невозможно. Кто-то из них, скорее всего,
самый старший и опытный, прикинул расстояние до ворот. Понял: добежать до них
раньше ромейской конницы они не успеют.
Византийцы не верили своим глазам. Варвары, вместо того, чтобы в панике
броситься бежать, построились. Сомкнули огромные щиты. И с ревом, «наподобие
диких зверей, испуская странные, непонятные возгласы», рванулись на впятеро
превосходящее войско врага. Они понимали, не могли не понимать, что обречены.
Тех, кто стоял против них, было впятеро больше. А за их спинами уже выливалась
из жерл ущелий стальная лава несметных полчищ Иоанна Цимисхия. Смертников это
уже не пугало.
Надо было дать время другим русам, там, за стенами Преславы, закрыть
ворота, подготовиться к отражению штурма.
Они успели. Но полегли все до единого.
Стальное море византийского войска захлестнуло окрестности Преславы.
Сколько их было – триста тысяч? День и ночь били тараны – во все ворота города.
Над стенами висели тучи стрел и камней, выпускаемых метательными машинами
византийцев. Русы не успевали скинуть одну лестницу – на ее место, жадно дрожа
под чьими-то сапогами, подсовывались две новых. Шли на приступ арабы, сжимая в
зубах кривые клинки зеленоватой дамасской стали, лезли по лестницам угрюмые
наемники-франки… день и ночь шел непрерывный штурм. Иоанн Цимисхий мог
позволить себе не беречь «человеческий материал» – в его распоряжении было
более чем достаточно солдат. Ратники православного воинства, как простодушно
сознается Диакон, «сражались храбро, надеясь получить достойную награду».
|
|