Но следы чужеземного влияния, даже не влияния – происхождения – в 
новгородском наречье есть. Их, еще на примере живых северно-русских диалектов, 
выявили русские лингвисты А. А. Шахматов, Д. К. Зеленин, Н. М. Петровский. 
Знаменитое новгородское «цоканье» («целовеце», «цудно» и пр.), находило подобие 
не у поляков даже, а в нижнелужицком языке, наследнике полабского наречья, на 
котором говорили лужичане и… ободриты. Еще яснее сохранились черты языка 
прибалтийских славян в глухих углах Русского Севера и Сибири, колонизированных 
новгородцами еще до завоевания вольного города Москвой. Там же, кстати, 
сохранились и былины. А. А. Зализняк, исследовав берестяные грамоты, обнаружил, 
что в древности это сходство было не слабее, а сильнее. В трудах Константина 
Багрянородного можно увидеть, что в ту пору на Руси было в ходу  два славянских 
наречия. Южное, называвшее порог «прагом» с мягким, «украинским» «г», а город – 
«градом» («Вусеград» – Вышгород). И северное, называвшее, на манер 
прибалтийских славян город – «гардом» («Немогарда» вместо «Новгород») и 
сохранившее носовые гласные. Проще говоря, отца нашего героя звали при жизни не 
Игорем, а Ингорем, а его самого – Свентославом. Последнее ввело во грех одного 
особенно буйного неонорманниста, и он, на радостях изобретя небывалое 
«скандинавское» имя «Сфендислейф», кинулся доказывать, что герой наш был 
«скандинавом» и «конунгом». Бедняга даже не заглянул в именной указатель труда 
Константина Багрянородного, и не увидел там, рядом со «Свентославом» имя 
моравского князя «Свентополка». Или морав – не морав, а швед? Очередной 
«конунг»? 
           Просто в Х веке имена варягов-князей на Руси «почему-то» произносили 
на прибалтийско-славянский манер. Я же здесь оставляю привычное написание – 
чтобы вас, читатель, не запутывать свыше меры. Просто имейте в виду: не Игорь – 
Ингорь. Не Святослав – Свентослав.
          Антропологи, изучив средневековые могильники новгородцев, установили, 
что ближайшее подобие черепам новгородцев – черепа из могильников славянского 
Мекленбурга, земли… ободритов.
          Наконец, археология. Первые следы ильменских словен («культуры 
погребальных сопок»)  в VI-VII веках уже имеют явные черты западнославянского 
происхождения. Но в IХ-Х веках появляется новая волна пришельцев из славянской 
Прибалтики. В Новгороде первые находки славянской керамики относятся к 
фельдбергской культуре, существовавшей на землях… ну, читатель, вы уже 
догадались. Да, ободритов. И так далее, вплоть до конструкции крепостного вала 
новгородского Детинца 1116 года, которая «имеет точные аналогии только у 
балтийских славян и совершенно неизвестна на Днепре». Следы балтийских славян в 
виде «керамических комплексов» обнаружены так же в Пскове, Старой Ладоге, 
городке на Ловати и пр. Археологи делают вывод, что в указанную эпоху в 
Восточной Европе появилась вторая волна пришельцев со славянского Поморья и 
Полабья.
          Интересно, как называли этих пришельцев? И почему это о них в 
летописях ничего не сказано?
          Или сказано? Пришедшие из-за моря в IX-X веках, поселившиеся в Ладоге,
 Новгороде, Пскове и явно там господствовавшие – иначе крепость 
аристократического центра Новгорода, Детинец, не была бы построена по их 
способу. Имеющие явное отношение к князьям. Кто бы это мог быть, читатель? Не 
узнаете?
         Узнали… 
         Но не будем спешить.
         Летопись говорит, что в землях верхнего Поволжья и у Белого озера 
варяги основали города – Ростов, Муром, Белоозеро. Туземцы, «первые насельники» 
– неславянские народцы меря и весь. «находники», построившие и заселившие 
города – варяги-русь. Иного населения там летопись не знает. Археология знает в 
этих краях тоже две группы населения – финских аборигенов и пришельцев с явными 
чертами прибалтийской культуры эпохи викингов, которые наши археологи поспешно 
окрестили «скандинавскими комплексами». Тогда отчего Ростов, Муром и Белоозеро, 
а не какой-нибудь  «Муромвик» или «Витзеборг»? Отчего в Ростове главной 
языческой святыней был идол Велеса, не финского и не норманнского Божества? И 
отчего к ХI-XII векам оба эти города предстают стопроцентно славянскими? Еще 
Иловайский ехидно замечал: «выходит, скандинавы ославянили для нас мерю». Можно 
задать и еще один вопрос: отчего в могильниках со «скандинавскими комплексами» 
после перехода в Х веке от сожжения тел к погребению, не найдено ни одного 
скандинавского черепа? «Комплексы» есть, а скандинавов нет.
         А может, пора археологам избавляться от скандинавской 
закомплексованности? Перестать именовать каждый памятник балтийской культуры 
эпохи викингов скандинавским? Но мы не об археологах, мы о варягах.
          В середине XI века основатель Киево-Печерской лавры Феодосий беседует 
с князем Изяславом, сыном Ярослава Мудрого, о католиках-«латинянах». Феодосий 
«латинян» не любит люто, и князя против них настраивает. И сообщает для этого 
об их, «латинян», злодействах в Варяжской земле. Они-де там разбой творят, 
людей убивают, в веру свою крестят насильно и «верных» – то есть православных, 
христиан восточного обряда – всячески злобно притесняют.
          В Швеции несколькими десятилетиями после этой беседы христианские 
проповедники почтительно просили короля-конунга, уже крещеного, чтоб тот закрыл,
 наконец, огромный языческий храм у самой столицы, или хоть жертвоприношения 
кровавые в нем прекратил. Король священникам ответил, что если он посягнет на 
древнюю святыню своего народа, не быть ему королем, а им – не быть живыми. Не 
свирепыми крестоносцами пришли в Швецию католики, а смиренными миссионерами. Да 
и православных в тогдашней Швеции не водилось, во всяком случае, тех, о ком