Мы лишь поем о великанах,
О тех героях, что ушли,
Оставив сталь свою в курганах…
А. Аринушкин  «Пророчество»

На нем лежит, как символ посвященья,
Арийской чистоты последняя печать.
Он – Бог Войны, он – призрак отомщенья,
Мы смотрим на него, и… глаз не оторвать.
С. Яшин.



РОД И РОДИНА.

1. ЯЗЫЧЕСКАЯ ДЕРЖАВА.

Не надо обманчивых грез,
Не надо красивых утопий;
Но Рок поднимает вопрос:
Мы кто в этой старой Европе?
Случайные гости? Орда,
Пришедшая с Камы и с Оби,
 Что яростью дышит всегда,
Все губит в бессмысленной злобе?
Иль мы – тот великий народ,
Чье имя не будет забыто,
Чья речь и поныне поет
Созвучно с напевом санскрита?
В. Я. Брюсов «Старый вопрос».

1. «Племена» или Держава?
Я знаю – далеко в былом
Тот мир, что я искал,
А. Аринушкин.

         Маленькая страна Македония подарила мировой истории Александра 
Великого. Весь мир знает римлянина Юлия Цезаря. Однако мало кто за пределами 
России знает воина, сравнимого с Александром и Цезарем, а как правителя и 
человека безмерно превосходящего их – великого князя Киевского Святослава 
Игоревича, прозванного Храбрым.
          Более того, сейчас и из русской памяти его пытаются вычеркнуть, 
вытеснить. Выходят книжки по Русской истории, где нашему герою уделяются 
две-три странички, если еще не строчки. А то нет и того, как в неведомо зачем 
переизданной дореволюционной детской книжке «Моя первая русская история», где 
за Ольгой сразу идет Владимир. Словно и не было Святослава Храброго, которого 
даже враги почтительно называли «царствующим на север от Дуная» и сравнивали с 
древним героем Ахиллом.
          Есть сочинители похитрее: «Да-де, был такой разбойник-гуляка, на 
соседей набеги устраивал, ничего, кроме грабежа, и знать не знал. И погиб 
по-глупому, в одном из своих налетов.
          Что здесь скажешь? Знать, и тысячу лет спустя кому-то страшно и 
ненавистно его имя. Знать, и сегодня не дает кому-то спать его слава.
            Впрочем, что один человек, даже такой, как Святослав Храбрый. В 
иной нынешней книге прочтешь, что и Руси-то, оказывается, в его времена не было.
 Не было державы. Были одни «племена», с которых брали дань чуть менее дикие 
норманны. 
            Чем же была на деле страна, в которой родился наш герой?
             Как ни удивительно – историки не знают, была ли Русь той поры 
государством. Просто потому, что не знают, что же, собственно, такое – 
государство. Сталкивается столько определений государства, столько его 
трактовок и версий его появления, что перечисление их само по себе составило бы 
главу, а изложение – книгу. Русь называют «варварской державой», «суперсоюзом 
племен», «протогосударством»…
             Проще говоря, историки на наш вопрос ответа не знают. Так не проще 
ли, чем вникать в дебри их споров, обратиться к современникам? Как смотрели они 
на наших предков? Кого видели в правителях Руси – племенных вождей или 
правителей державы?
          Западная Европа Средневековья относилась к титулам более чем серьезно.
 Серьезнее она относилась только к господу богу и христианской вере. За 
неправильное употребление титула там вызывали на поединок, отправляли на плаху, 
объявляли войну. Так вот, с самого начала, с сообщения  Бертинских анналов о 
посольстве «народа Рос» к императору франков, Людовику Благочестивому в 839 
году, правителя русов именуют «королем». Через сто с лишним лет, в «Хронике 
Продолжателя Регинона», княгиню Ольгу, Елену в крещении, назовут «королевой 
Еленой». И далее, вплоть до «короля Полоцкого» и «короля Суздальского» хроники 
Генриха Латвийского. Вождей племен – скажем, куршей, ливов, половцев – 
«королями» никто не величал (а забавно читать в хрониках про «сеньора ливов» 
или «половецких баронов»). Больше того, иных правителей заведомых государств, 
христиан-католиков из Чехии или Польши, именовали всего лишь «дюками» –