льства падала.
   Однако дружба с Византией обеспечила Руси союз с печенегами, важный при 
войне с Хазарией. Печенеги, придя на западную окраину Степи, оказались в очень 
сложном положении: между греками, болгарами и русскими. Чтобы не быть 
раздавленными, печенеги заключили союзные договоры с русскими и греками, 
обеспечивали безопасность торговли между Киевом и Херсонесом, снабжали русов 
саблями взамен тяжелых мечей. Этот союз продолжался до 968 г. [42, т. II, с. 
312; 34, т. II. с. 231—233], т. е. до очередного русско-византийского конфликта.
 Но в решающий момент войны с Хазарией печенеги были на стороне киевского князя.

   Сторонниками хазарского царя в это время были ясы (осетины) и касоги 
(черкесы), занимавшие в Х в. степи Северного Кавказа. Однако преданность их 
иудейскому правительству была сомнительна, а усердие приближалось к нулю. Во 
время войны они вели себя очень вяло. Примерно так же держали себя вятичи – 
данники хазар, а болгары вообще отказали хазарам в помощи и дружили с гузами, 
врагами хазарского царя. Последний мог надеяться только на помощь 
среднеазиатских мусульман.

   Искренность и выгода
   Казалось бы, естественно, что на востоке союзником иудейской Хазарии было 
таджикское государство Саманидов, известное благодаря активной внешней торговле 
и блестящей культуре. Однако положение в этой державе было сложным. За 150 лет 
господства Аббасидов в Средней Азии и Иране потомки арабов, персов, согдийцев и 
части парфян сумели приспособиться к новым условиям и к X в. слились в 
монолитный таджикский этнос. Именно таджиков возглавила местная династия 
Саманидов, и созданная ими культура блистала, как алмаз, по сравнению с которой 
все прочие – оправа.
   Здесь, в кратком очерке, нет возможности описать эту богатую эпоху, но... 
кристаллы появляются при остывании магмы. За одно только столетие доблесть 
дехкан, вознесших трон Исмаила Самани, растаяла в очаровании садов, веселом 
шуме базаров и благолепии суннитских мечетей. Потомки воинов стали веселыми и 
образованными обывателями.
   Вскоре Саманиды, чтобы сохранить свою державу, стали покупать тюркских рабов 
(гулямов) и составлять из них войско. Те, оставаясь де-юре рабами, могли делать 
карьеру (порой головокружительную – вплоть до наместников провинций), поскольку 
фактически гулямы были куда сильнее свободных дехкан и купцов. Ведь в их руках 
были сабли, и все они были профессиональными вояками. Таким любое ополчение не 
страшно.
   И за границей были тюрки, ставшие мусульманами. В 960 г. приняли ислам 
карлуки, вслед за ними – воинственные чигили и храбрые ягма. Это снискало им 
симпатии могущественной суннитской церкви, опасавшейся вольномыслия Саманидов. 
Шииты казались мусульманскому духовенству бо?льшими врагами, чем иноплеменники. 
К 999 г. Саманиды были преданы буквально всеми: тюркскими наемниками, 
духовенством, горожанами Бухары, но и до этого помочь хазарским евреям они не 
могли. В ином положении был одинокий оазис Хорезм, неподалеку от Аральского 
моря.
   Хорезм подобен зеленому острову среди желтой пустыни, и древнее население 
его – хорасмии, или хвалиссы,– избежало арабского погрома, преобразившего 
города Согдианы. Хорезмшах покорился арабам еще в 712 г., согласился на уплату 
дани и обязался оказывать военную помощь. Этим он спас свой народ, 
состарившийся и уставший [80 - Хорасмии – близкие родственники парфян; 
следовательно, начальная дата их этногенеза – IV – III вв. до н. э., но ему еще 
предшествовал инкубационный период, длительность коего определить пока трудно. 
Значит, к X в. н. э. хорасмии прошли все фазы этногенеза и находились в 
гомеостазе, что позволило им без сопротивления принять в свою среду 
пассионарных тюрок, стремившихся с ними ужиться. А это сделало возможной полную 
ассимиляцию на мирной основе.].
   В X в. в Хорезмском оазисе было два государства: старожилами в Кяте правил 
хорезмшах; осевшими в Ургенче тюрками – эмир. Они объединились в 996 г., и 
тогда Хорезм стал тюркоязычным оседлым самостоятельным этническим образованием.
   Необходимую для этого традицию сберегли потомки хорасмиев, а пассионарность 
привнесли тюрки, главным образом туркмены. За X в. благодаря исключительно 
благоприятным условиям симбиоз превратился в системную целостность – этнос в 
мусульманском суперэтносе.
   Можно задуматься над тем, откуда взялась пассионарность у приаральских 
кочевников. Эти потомки сарматов должны были растратить ее одновременно с 
хорасмиями, согдийцами и парфянами. Да, так, но в VI – VII вв., в эпоху 
Западно-Тюркютского каганата, с берегов Орхона шел генетический дрейф, 
разносящий признак на окраины ареала популяции [81 - Н. И. Вавилов доказал, что 
рецессивные мутации постепенно оттесняются на окраины видовых и расовых ареалов 
(письмо к академику Вернадскому В. И.; цит. по: 61, с. 47—148).]. Попросту 
говоря, степные богатыри во время походов на запад награждали местных красавиц 
своей благосклонностью, а появлявшиеся потомки наследовали пассионарность отцов.

   Современники характеризовали хорезмийцев так: «Они храбро воюют с гузами и 
недоступны для них» (Истахри); «они люди гостеприимные, любители поесть, 
храбрые и крепкие в бою» (Макдиси); «люди его (города Кята) – борцы за веру и 
воинственны», «население его (Ургенча) славится воинственностью и искусством 
метать стрелы» (Худуд ал-Алам); «каждой осенью с наступлением холодов царь 
Хорезма выступал в поход против гузов» (Бируни) [цит. по: 55, с. 244].
   А так как гузы в X в. стали врагами Хазарского царства, то у царя Иосифа 
были все основания надеяться на помощь Хорезма. Ведь экономическое благополучие 
Ургенча и Кята в первой половине X в. было основано на торговле с Хазарией, 
шедшей через Устюрт и Мангышлак, в обход кочевий гузов [там же, с. 242]. Будь 
царь Иосиф или другой еврей владыкой Ургенча, он поддержал