ршрута: в западную дельту, в восточную дельту и в южную 
часть центральной дельты. Учитывая, что каждый маршрут потребует полной отдачи 
сил, работа планировалась с перерывами, которые можно было провести в более 
спокойной обстановке на раскопках бугра Степана Разина, тем более что и этот 
объект не следовало выпускать из виду. План работ был, пожалуй, чрезмерно 
напряженным, но сулил успех и потому был принят к исполнению.
   23 июля 1962 г., когда основной отряд проводил доследование бугра Степана 
Разина, я выехал на моторной лодке в маршрут по западной части дельты Волги. 
Нашей задачей было выяснение, где еще располагаются хазарские памятники и какие 
народы, кроме хазар, оставили следы своего пребывания в дельте Волги? Мелькнули 
вдали и скрылись за спиной купола Астраханского кремля. Нас подхватило и 
повлекло быстрое течение Большой Волги. Кругом расстилалась широкая 
аллювиальная равнина, гладкая, как поверхность тихого моря. Выходить на берег 
не имело смысла, потому что если в древности здесь и жили люди, то трансгрессия 
Каспия погребла их останки под донными отложениями. Поэтому, добравшись до села 
Икряного, мы свернули в проток Хурдун, вытекающий из Большой Волги на запад и 
снова впадающий в нее на 30 км ниже.
   Ландшафт резко изменился. Хурдун извивался между продолговатыми бэровскими 
буграми, покрытыми выжженной травой. Но самое тщательное обследование показало, 
что в средние века эта местность была необитаема. На одном бугре мы нашли два 
крохотных фрагмента гузской керамики, на других – много обломков человеческих 
костей. Да, тут воевали, но не жили и не хоронили дорогих покойников. Чем 
дальше углублялись мы к западу, тем более становился Хурдун похож не на 
дельтовый проток, а на обыкновенную степную речку. Ландшафт вокруг нас примыкал 
к «области подстепных ильменей» и, собственно говоря, явился ее продолжением. 
Наконец наш Хурдун растекся в широкое, мелкое озеро, густо заросшее водорослями.
 Дальше стало ехать трудно и незачем, и мы вернулись обратно, на берег самого 
большого, судоходного протока Волги – Бахтемира.
   Отражения ив, наклонившихся над берегом, плавно качались в струях мощной 
реки, пронизанной лучами восходящего солнца. Ивы стояли, как шеренга солдат, 
охраняющая берег от размыва, а за ними тянулась равнина, поросшая камышом вдвое 
выше человеческого роста. Над ровной гладью колеблющегося камыша виднелись 
круглые абрисы бэровских бугров. В этом месте абсолютная отметка долины минус 
25,6 м, а бугра, стоявшего напротив нас, минус 9,9 м. В эпоху поднятия уровня 
Каспия этот бугор был островом.
   Пока мы любовались пейзажем, заботливый М. А. Шуварин успел расспросить 
прохожего, и тот рассказал, что этот бугор называется «Чертово городище», 
потому что на нем валяются осколки кирпичей и костей. Сообщение заслуживало 
проверки, и мы, напившись чаю, чтобы выдержать день под солнцем, двинулись на 
запад по тропинкам, ведущим через камыш к бугру, находившемуся на расстоянии 
около 5 км от берега Бахтемира.

   «Чертово городище»
   Бугор, к которому мы подошли, действительно был необычен. Это было видно еще 
со стороны. Обычные бугры имеют совершенно гладкие бока, более или менее 
оплывшие, а этот был изрыт водой, оставившей на его теле сухие русла глубиной 
до 2 м. Откуда могли взяться ручьи, было ясно: это остатки дождевых потоков, но 
ведь на других буграх их не было. Да и не могло быть, потому что дождевая вода 
сразу впитывается мягкой супесью, из которой сложены бэровские бугры, и 
ручейков не образует. Если же ручеек появился, то, значит, вода накапливалась 
где-то наверху и потом стекала вниз.
   Как только мы поднялись и осмотрелись, все сделалось ясно. На широкой 
вершине бугра были отчетливо видны следы земляных полов из плотноубитой глины. 
Русла ручьев начинались непосредственно от них. Некогда здесь стояли дома. 
Тогда вода стекала с крыш на мягкую супесь поверхности бугра и не производила 
разрушения. Гибель зданий повлекла за собой образование луж на тех местах, где 
люди утоптали землю, а из луж вытекли ручьи, деформировавшие склоны бугра. 
Заметив это, я сделал вывод, что в дальнейшем будет легко издали отличать бугры,
 на которых в древности располагались поселки, от бугров незаселенных. Этот 
способ обещал стать крайне полезным при наблюдениях с лодки. Бок бугра мог 
рассматриваться как вывеска с приглашением археологу либо начать поиски, либо 
не тратить зря силы и плыть дальше. В самом деле, впоследствии это наблюдение 
подтвердилось и сэкономило нам много времени и сил.

   На этом бугре недостатка в находках не было. Четырехугольные пятна полов 
усеяны черепками, маленькими кусочками перержавевшего железа, угольками и 
костями убитых людей. Керамика точно датирует городище – XIV век. На ней 
голубая полива с темно-синим узором, точь-в-точь как на развалинах великого 
города Сарая. Покопавшись, мы нашли две монеты: серебряную – диргем хана 
Джанибека (1340—1357), и медную со стершейся надписью, которую потом в Эрмитаже 
определили как пул шестидесятых годов XIV в.
   Не могло возникнуть никакого сомнения, что это была татарская крепость. И 
так искусно ее укрепили! Бока бугра на западе и севере были срезаны, образуя 
отвес высотой 11 м. Стены по краям обрыва были построены из татарского кирпича 
(22 х 30 х 4), розового, трещиноватого, прекрасно обожженного. Кирпич 
приготовлялся вручную, и на фрагментах его поверхностей видны следы пальцев 
рабочих, заглаживавших глину перед обжигом. Сейчас стен уже нет. Они растасканы 
местным населением для построек, и сохранились только обломки да случайно 
забытый один целый кирпич, который мы подобрали, чтобы увезти в Эрмитаж. А ведь 
еще в XVII в. это городище было заметно и даже отмечено в «Книге Большому 
Черт