это был именно межплеменной союз, характерный для завершающей стадии развития 
первичной формации, а не раннефеодальное государство. Поэтому Перун и предстал 
в окружении богов других племен, символизируя их единство. Столица полян опять 
была объявлена религиозным центром восточного славянства.
     Таким образом, связь между перемещением периферийных божеств в Киев и 
притязаниями киевской знати, как, впрочем, и всей полянской общины в целом, на 
господствующую роль в общеславянском племенном союзе очевидна.
     Языческая реформа Владимира хотя и была более гибкой, всетаки оказалась 
неудачной, как и предшествующие ей попытки провозгласить Перуна верховным богом 
восточных славян. Главной причиной явилась историческая необратимость 
разложения родоплеменного строя, что делало неизбежным падение союза союзов 
племен под гегемонией Киева. К тому же и в самой реформе заключались изъяны, 
препятствовавшие достижению поставленной цели, в частности верховенство Перуна 
над остальными богами. В результате культ его пришлось опять навязывать силой 
союзным племенам. В некоторых случаях Перун вообще вытеснял местных богов. Так 
случилось в Новгороде, где Добрыня, посланный из Киева, «постави Перуна кумир 
над рекою Волховом, и жряху ему людие новгородстеи акы богу». [16. Новгородская 
первая летопись. М.; Л., 1950. С. 128. Далее — НПЛ.] Вполне резонно 
предположить наличие у новгородцев до «поставления Перуна» своих кумиров, 
например Волоса. Следы почитания Волоса в Новгородской земле сохранились в 
личных именах, упоминаемых новгородскими летописями, и в новгородской 
топонимике. По догадке исследователей, идол Волоса стоял у южной окраины 
новгородского детинца на Волосовой улице. Не случайно здесь в XIV веке была 
поставлена церковь св. Власия. Известно, что после принятия христианства Власий 
Севастийский стал двойником языческого ВолосаВелеса.
     Итак, проводимая исключительно по воле Киева (без совета с 
заинтересованными представителями других племен) языческая реформа выродилась в 
религиозное насилие южной приднепровской Руси над племенами словен, кривичей, 
радимичей, вятичей и прочих, что вызвало волну антикиевских восстаний. 
«Заратишася вятичи, — сообщает летопись под 982 годом, — и иде на ня Володимир 
и победи я второе». [17. ПВЛ. Ч.1. С.58.] В 984 году Владимир воюет с 
радимичами. Следовательно, реформа вместо единения привела к раздорам. Тогда 
Владимир, изыскивая новые средства для сплочения разрушающегося межплеменного 
союза, для удержания в нем господствующих позиций полян, и прежде всего 
киевской верхушки, обращается к христианству. В отличие от языческой реформы, 
задуманной в Киеве без участия представителей входящих в союзную организацию 
племен, вопрос о принятии христианства обсуждался со старцами градскими — 
старейшинами из племенных центров, подвластных Киеву. И только после этого 
Владимир возвестил о «крещении Руси».
     Исторический смысл этого события теперь ясен. Нет оснований считать его 
прогрессивным в том плане, что оно, якобы, содействовало победе феодального 
строя и идеологически освящало господство нарождавшегося класса феодалов. 
Христианство вводилось не для утверждения новых, «исторически прогрессивных 
институтов», а для сохранения старых родоплеменных порядков, консервации 
отношений, которые сложились в IXX веках в процессе завоевания киевскими 
правителями восточнославянских племен.
     В «Повести временных лет», к которой мы не раз обращались, крещение 
русских летописец предваряет «испытанием вер», желая, видимо, подчеркнуть, что 
Владимир, остановившись на христианстве византийского образца, сделал 
сознательный выбор. Перед князем прошла целая галерея проповедников, каждый из 
которых расхваливал свою религию. Сперва перед Владимиром появились приверженцы 
мусульманства, льстивыми словами убеждавшие князя принять их веру и поклониться 
Магомету. Но из всего, чему учил творец Корана, Владимиру импонировало одно: 
узаконенное многоженство. С явным неодобрением князь отнесся к обрезанию, 
воздержанию от свиного мяса и вина. «Руси есть веселие пить, не можем без того 
быть», — сказал Владимир мусульманам на прощание.
     Потом прибыли миссионеры из Рима, направленные папой. «Земля твоя, — 
говорил Владимиру через своих посланцев папа, — такая же, как и наша, а вера 
наша не похожа на твою, так как наша вера — свет; кланяемся мы богу, 
сотворившему небо и землю, звезды, месяц и все, что дышит, а ваши боги — просто 
дерево». Князь полюбопытствовал: «В чем заповедь ваша?» Папские послы отвечали: 
«Пост по силе; если кто пьет или ест, то все это во славу божию, как сказал 
учитель наш Павел». Тогда Владимир молвил: «Идите откуда пришли, ибо и отцы 
наши не приняли этого».
     После пришельцев из Рима появились хазарские иудеи со словами: «Слышали мы,
 что приходили болгары и христиане, уча тебя каждый своей вере. Христиане же 
веруют в того, кого мы распяли, а мы веруем в единого бога Авраама, Исаака и 
Иакова». Владимир спросил: «Что у вас за закон?» И те ответили: «Обрезываться, 
не есть свинины и заячины, хранить субботу». Последовал новый вопрос: «А где 
земля ваша?» И когда иудеи сказали, что земля их в Иерусалиме, князь ехидно 
вставил: «Точно ли она там?» Поклонники Авраама, Исаака и Иакова вынуждены были 
сознаться: «Разгневался бог на отцов наших и рассеял нас по различным странам 
за грехи наши, а землю нашу отдал христианам». Владимир назидательно произнес: 
«Как же вы иных учите, а сами отвергнуты богом и рассеяны: если бы бог любил 
вас и закон ваш, то не были бы вы рассеяны по чужим землям. Или и нам того же 
хотите?» Иудеи ушли ни с чем.
     Наконец, греки прислали к Владимиру «философа», который начал свою речь 
так: «Слышали мы, что приходили болгары и учили тебя принять свою веру. Вера же 
их оскверняет небо и землю, и прокляты они сверх всех людей, уподобились 
жителям Содома и Гоморры, на которых напустил господь горящий камень и затопил