е 

статуэтки коней, которые Радлов обнаружил в Катанде, и пятую, очень на них 
похожую, 
найденную поблизости. Все пять изображают склонившееся существо с головой грифа 
и 
телом коня. На каждой имеются четыре отверстия, вырезанные сверху в голове, и 
Киселев 
убежден, что в каждом случае два отверстия должны были играть роль углублений 
для 
ушей, а уши делались из какого-то другого материала, отличного от того, из 
которого было 
сделано туловище. А два других были предназначены для того, чтобы держать рога. 
Если 
так оно и было, а кажется очень вероятным, что предположение Киселева верно, то 

объяснение одной группы находок должно также быть справедливым и в отношении 
другой. 
Повозки, которые использовались на похоронах, были сломаны и захоронены в 
курганах 
Пазырыка точно так же, как это делали в Скифии. В Пазырыке большинство таких 
повозок 
были примитивными. Повозки двигались на жестких колесах, выточенных из стволов 
деревьев, и подвергались такой нагрузке, что колеса были сильно стесаны. 
Руденко 
полагает, что эти повозки использовались для перевозки камней, необходимых для 
засыпки курганов, а не для того, чтобы отправить тело в последний путь к могиле,
 как в 
Скифии. Повозка в кургане № 5 была другого типа. Это было элегантное 
замысловатое 
средство передвижения, установленное на четырех колесах со спицами, каждое из 
которых 
имело почти шесть футов в диаметре, но на которых отсутствовал железный обод 
или 
шина, обычно имеющиеся на колесах скифского происхождения. Повозка была 
изготовлена из березовых стволов, причем некоторые из них были обработаны, а 
вся она 
могла быть разобрана и нагружена на вьючных животных, чтобы переправить ее 
через 
труднодоступную местность. Для возницы имелось приподнятое, похожее на 
платформу 

сиденье, а вся надстройка была покрыта черным войлоком, великолепно украшенным 
лебедями, вырезанными в китайской манере из разноцветного войлока. Формы 
деталей из 
дерева очень напоминают изогнутые ножки столов, обнаруженные в могилах Пазырыка.
 И 
то и другое несомненно было местного изготовления, и все же повозка имеет 
гораздо более 
сложную конструкцию, чем любые из тех, что были до этого найдены на просторах 
евразийской степи. 
Рис. 30. Повозка, которую можно разобрать, из скифского кургана № 5, Пазырык. 
V—IV вв. до н. э. 
Ширина 10 футов, высота 9 футов, колеса около 6 футов 6 дюймов в диаметре 
Поэтому есть искушение связать эту необычную повозку — пока что уникальный в 
своем 
роде экземпляр — со страной, которая вдохнула идею или, что более вероятно, 
действительно явилась тем местом, где был произведен для нее войлочный полог, 
то есть с 
Китаем. Историческое оправдание для такого предположения можно найти в 
китайских 
летописях, в которых было отмечено, что тогдашние императоры Китая пытались 
обеспечить мир на своих западных границах путем выдачи замуж своих нежеланных 
невест за наиболее воинственных вождей соседних кочевых племен. Каждой 
неудачливой 
невесте императоры дарили в качестве прощального свадебного подарка повозку, 
для 
транспортировки которой требовалось четыре лошади, и отправляли невесту в дикие 
края, 
чтобы та сделала все возможное для Китая и для своего неотесанного мужа. 
Однако женщина, лежавшая рядом с вождем, имела мягкие волосы и вытянутый череп, 

характерный для индоевропейцев. Поэтому разумнее посчитать эту повозку 
подражанием 
и не думать о женщине как об утонченной изгнаннице из роскошного, изысканного 
китайского императорского двора, выжившей и, может быть, даже втайне нашедшей 
свои 
радости в суровых, необычных условиях кочевой жизни, или как еще об одной 
принцессе 
Сичунь. Приблизительно в ПО г. до н. э. это несчастное создание стало женой 
вождя Гун- 
Mo, правителя Ву-сунь в Центральной Азии. Он был старый и немощный, и они 
изредка 
встречались за кубком вина. Она оплакивала свое одиночество в строках этого 
маленького 
печального стихотворения: 
Мой народ отдал меня замуж 

В далекий уголок земли: 
Отправил меня в чужую страну 
К прави