естностях. Казалось, первым делом с их стороны 
должно было бы являться восстановление разрушенного храма, а между тем им 
приходилось ограничиться сооружением простого алтаря на священном месте. Все их 
усилия направлены были в это время исключительно на то, чтобы только как-нибудь 
упрочиться и удержаться в стране. Урожаи были плохи, но вместе и одновременно с 
этим давали себя чувствовать и все другие неудобства и затруднения, какие 
обычно испытывает всякое вновь возникающее поселение. Иерусалим восставал из 
развалин лишь крайне медленно и постепенно. Улицы оставались пустыми: на них не 
было видно ни стариков, ни детей. Заработков никаких не представлялось. 
Торговля и всякие иные сношения между жителями затруднялись небезопасностью, 
царившей на улицах, так что боялись выходить из дому. Со стороны персидской 
администрации никаких мер к улучшению не принималось. Напротив, в то же время 
обложение было крайне высоко и тяжелым бременем ложилось на беднейшую часть 
населения».
[30]

То, что происходило дальше, можно рассматривать двояко – как двойственна и сама 
жизнь, сочетающая высокое и низкое, небесное и земное. Кому-то угодно видеть в 
происходившем борьбу жреческого сословия за власть и доходы, кому-то – борьбу 
за веру. А на самом деле, надо полагать, имело место и то, и другое. Полных 
корыстолюбцев в жизни мало, равно как и беззаветно верующих, обычно даже в 
одном человеке смешиваются самые разные мотивы, не говоря уже о тех случаях, 
когда человек сам не знает, почему он поступил так или иначе.
Иудейская община была маленькой и слабой, однако монолитной. В том, что 
касалось ее внутренних порядков, тон задавали переселенцы, державшие всех 
остальных за людей второго сорта. Кто-то все же выслуживал себе право войти в 
общину, другие, махнув рукой на пришлых гордецов, уходили к окрестным язычникам.

Внутри общины основой всего было восстановление храма.
Никогда не удалось бы им это дело, если бы не диаспора. Оставшиеся в Вавилоне 
богатые иудеи давали деньги, составляли протекцию. Одним из основных спонсоров 
восстановления Иерусалимского храма выступил даже… персидский царь, который 
повелел выдавать на строительство материалы и деньги из царских доходов. Правда,
 Зоровавель не лучшим образом использовал царское благоволение, попытавшись под 
шумок отстроить заодно и иерусалимские стены. Об этом, естественно, быстро 
донесли персидскому наместнику, и дело кончилось большим скандалом, вплоть до 
запрещения работ, которые лишь с большими усилиями удалось продолжить.
В 515 году до Р. Х. новый храм был окончен. По устройству он походил на храм 
Соломона, но порядки теперь были не те. Все стало бедней, суровей и напряженней.
 Светская власть была подмята персами, однако на духовные дела оккупанты не 
претендовали. Жрецы сделали из существующего положения единственный вывод, а 
народ его подхватил: земного царя у иудеев больше нет, остался только небесный 
царь. Для христианина такой подход абсолютно естественен, нам и не увидеть 
сразу, что же здесь такого необычного. Повиноваться небесному царю прежде 
всего? А как иначе можно жить? Оккупационные власти тоже ничего особенного не 
заметили, властям-то иудеи повиновались, налоги платили, и ладно.
Персы, будучи разумными оккупантами, так и не поняли, чем чревата ситуация – не 
было такого случая. Зато это поняли греки, и еще как! А вслед за ними и 
римляне…
Итак, персы не увидели в иудейской вере ничего необычного, не понимая, чем 
единобожие принципиально отличается от привычного всем язычества. Они тоже, как 
и все народы, знали и исповедовали принцип: царям царево, а богам – божье, а то,
 что у иудеев мера другая – персидские власти не знали, да и все равно им было. 
Как показало время, это была не самая худшая из оккупаций.
Только таким подходом, да еще влиянием, которое имели иудеи при персидском 
дворе, можно объяснить невероятный, по нашим понятиям, указ царя Артаксеркса. В 
то время в Вавилоне жил человек по имени Ездра, из потомственной жреческой 
фамилии. Это был книжник, человек очень образованный, знающий законы Израиля. 
Он, с помощью других жрецов, привел в порядок священные книги иудеев, составив 
Тору, или Пятикнижие, первые пять книг Библии, в том виде, в котором мы ее 
знаем. Затем он каким-то образом добился у царя Артаксеркса позволения 
отправиться в Иудею со всеми, кто пожелает к нему присоединиться, и получил 
исключительные полномочия.

«Ездра посылается от царя и его совета семи в качестве царского уполномоченного,
 чтобы произвести ревизию Иудеи на основании закона Бога его и чтобы поставить 
судей и начальников в Иудее, знающих закон Бога иудеев; всякий, кто не будет 
следовать закону, подлежит суду и наказанию смертью или изгнанием, или штрафом, 
или тюрьмою».
[31]

Ну а с другой стороны – почему бы и нет? Если иудеи и в самом деле играли при 
персидском дворе важную роль и хлопотали за свою далекую родину если они, в 
обмен на этот указ, гарантировали уплату податей, отсутствие мятежей и верность 
царю… Да пусть в таком случае живут, как хотят! Законы у них жесткие, больше 
порядка будет…
И Ездра начал наводить порядок. Повелел расторгнуть смешанные браки, отпустить 
(т. е. выгнать) жен-иноплеменниц и их детей, не общаться с окрестными народами, 
запретил иноплеменникам вход в Иерусалим. Из этого, как водится, ничего не 
вышло и выйти изначально не могло. Люди не хотели разводиться с женами, 
по-прежнему продолжали общаться с иноверными соседями, в Иерусалим тут же 
проделали множество тайных ходов под стеной, а однажды и вовсе сожгли ночью 
городские ворота.
Политических талантов у иудеев явно не прибавилось – Ездра очень быстро 
восстановил против себя окрестных правителей и