|
подобного Скобелеву, не
прекращается со смертью». Потомство берегло как священную драгоценность, память
о нем и в его подвигах черпало новые силы в годину испытаний.
Именно поэтому, чтобы подорвать дух народа через безверие и безпамятство сразу
после революции хазары-большевики издали декрет о сносе памятников русским
царям и героям.
В пункте четвертом документа говорилось: «Совет Народных Комиссаров выражает
желание, чтобы в день 1 мая были уже сняты некоторые наиболее уродливые
истуканы и выставлены первые модели новых памятников на суд масс». В число
«наиболее уродливых истуканов» первым делом попал именно памятник Михаилу
Дмитриевичу Скобелеву.
Скобелевская площадь была переименована в Советскую, а город Скобелев стал
Ферганой.
У вас, наверное, может появиться мысль о том, кто оценил этот имперский подвиг
Российской империи по защите и освобождению братских народов, кто вспомнил, что
именно она помогла им стать государствами. Кто отблагодарил ее за это? И почему
в ответ она получила не благодарность, а предательство? Взять хотя бы те же
Болгарию и Украину. И потому не стоит ли нам отказаться от этой стратегии
максимализма?
В ответ на эти возражения приведу потрясающее по глубине пророческого
проникновения и актуальности высказывание Ф. М. Достоевского из его «Дневника
писателя»: «Распространяться не буду, но знаю, что нам отнюдь не надо требовать
с славян благодарности, к этому нам надо приготовиться вперед. Начнут же они,
по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у
Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их
свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в
защиту от России это и сделают. Начнут они непременно с того, что внутри себя,
если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не
обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они
едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не
вмешайся Европа, так Россия, отняв их у турок, проглотила бы их тотчас же,
«имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на
порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени».
Долго, о долго еще они не в состоянии будут признать безкорыстия России и
великого, святого, неслыханного в мире поднятия ею знамени величайшей идеи, из
тех идей, которыми жив человек и без которых человечество, если эти идеи
перестанут жить в нем, – коченеет, калечится и умирает в язвах и в безсилии.
Нынешнюю, например, всенародную русскую войну с царем во главе, подъятую против
извергов за освобождение несчастных народностей, – эту войну поняли ли наконец
славяне теперь, как вы думаете?
Но о теперешнем моменте я говорить не стану, к тому же мы еще нужны славянам,
мы их освобождаем, но потом, когда освободим и они кое-как устроятся, –
признают они эту войну за великий подвиг, предпринятый для освобождения их,
решите-ка это? Да ни за что на свете не признают! Напротив, выставят как
политическую, а потом и научную истину, что не будь во все эти сто лет
освободительницы-России, так они бы давным-давно сами сумели освободиться от
турок, своею доблестью или помощию Европы, которая, опять-таки не будь на свете
России, не только бы не имела ничего против их освобождения, но и сама
освободила бы их.
Это хитрое учение наверно существует у них уже и теперь, а впоследствии оно
неминуемо разовьется у них в научную и политическую аксиому. Мало того, даже о
турках станут говорить с большим уважением, чем об России. Может быть, целое
столетие, или еще более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и
бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими
государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на нее и интриговать
против нее.
О, я не говорю про отдельные лица: будут такие, которые поймут, что значила,
значит и будет значить Россия для них всегда. Они поймут всё величие и всю
святость дела России и великой идеи, знамя которой поставит она в человечестве.
Но люди эти, особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве, что будут
подвергаться насмешкам, ненависти и даже политическому гонению.
Особенно приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить на весь
свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской
культуре, тогда как Россия – страна варварская, мрачный северный колосс, даже
не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации.
У них, конечно, явятся, с самого начала, конституционное управление,
парламенты, ответственные министры, ораторы, речи. Их будет это чрезвычайно
утешать и восхищать. Они будут в упоении, читая о себе в парижских и в
лондонских газетах телеграммы, извещающие весь мир, что после долгой
парламентской бури пало наконец министерство в Болгарии и составилось новое из
либерального большинства и что какой-нибудь их Иван Чифтлик согласился наконец
принять портфель президента совета министров.
России надо серьезно приготовиться к тому, что все эти освобожденные славяне с
упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими
формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить
целый и длинный период европеизма прежде, че Разумеется, в минуту какой-нибудь
серьезной беды они все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут
они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и
уверяя ее в любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в
минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и
всегда останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что
стоит огромный магнит – Россия, которая, н
|
|