рабрость непобедимых германцев, этих очень опытных воинов, которые 
за последние четырнадцать лет совсем не бывали под кровлей дома.
37. Как раз в то же самое время, когда Цезарь получил этот ответ, пришли послы 
от эдуев и от треверов – эдуи с жалобой на то, что переведенные недавно в 
Галлию гаруды опустошают их землю, хотя они дали Ариовисту заложников, но даже 
и этим не могли купить у него мира; а треверы жаловались, что сто свебских 
пагов расположились на берегу Рейна с намерением перейти через него, во главе 
их стоят братья Насуя и Кимберий. Эти сообщения очень встревожили Цезаря, и он 
счел нужным немедленно принять необходимые меры, иначе эти новые полчища свебов 
могут соединиться со старыми войсками Ариовиста и дать им отпор будет уже 
нелегко. Поэтому он со всей поспешностью обеспечил себя продовольствием и 
ускоренным маршем двинулся на Ариовиста.
38. После трехдневного марша его известили о том, что Ариовист со всеми своими 
силами направляется для захвата главного города секванов – Весонтиона – и уже 
отошел на три дневных перехода от границ своей страны. Занятие этого города 
Цезарь считал нужным всячески предупредить. Именно здесь легко можно было найти 
много всяких военных запасов, и уже по самому характеру местности город был так 
защищен, что открывал полную возможность затянуть войну. Действительно, он 
почти весь опоясан, точно по циркулю, рекой Дубисом; единственный доступ к нему 
– не более тысячи шестисот футов шириной, – который река оставляет открытым, 
занят высокой горой, причем ее подошва с обеих сторон подходит к берегам реки. 
Окружающая эту гору стена делает из нее крепость и соединяет ее с городом. 
Цезарь двинулся сюда ускоренным маршем, не прекращая его ни днем, ни ночью, и, 
заняв город, поставил в нем гарнизон.
39. В то время как Цезарь задержался на несколько дней под Весонтионом для 
урегулирования продовольствия и подвоза, наши расспрашивали о германцах галлов 
и купцов. Последние заявляли, что германцы отличаются огромным ростом, 
изумительной храбростью и опытностью в употреблении оружия: в частых сражениях 
с ними галлы не могли выносить даже выражения их лица и острого взора. 
Вследствие этих россказней всем войском вдруг овладела такая робость, которая 
немало смутила все умы и сердца. Страх обнаружился сначала у военных трибунов, 
начальников отрядов (15) и других, которые не имели большого опыта в военном 
деле и последовали из Рима за Цезарем только ради дружбы с ним (16). Последние 
под разными предлогами стали просить у него позволения уехать в отпуск по 
неотложным делам; лишь некоторые оставались из стыда, не желая навлечь на себя 
подозрение в трусости. Но они не могли изменить выражение лица, а подчас и 
удержаться от слез: забиваясь в свои палатки, они либо в одиночестве жаловались 
на свою судьбу, либо скорбели с друзьями об общей опасности. Везде во всем 
лагере составлялись завещания. Трусливые возгласы молодежи стали мало-помалу 
производить сильное впечатление даже на очень опытных в лагерной службе людей: 
на солдат, центурионов, начальников конницы. Те из них, которые хотели казаться 
менее трусливыми, говорили, что они боятся не врага, но трудных перевалов и 
обширных лесов, отделяющих римлян от Ариовиста, и что опасаются также за 
правильность подвоза провианта. Некоторые даже заявили Цезарю, что солдаты не 
послушаются его приказа сняться с лагеря и двинуться на врага и из страха не 
двинутся.
40. Заметив все это, Цезарь созвал военный совет, на который пригласил также 
центурионов всех рангов, и в гневных выражениях высказал порицание прежде всего 
за то, что они думают, будто их дело – спрашивать и раздумывать, куда и с какой 
целью их ведут. В его консульство Ариовист усердно домогался дружбы римского 
народа: откуда же можно заключить, что он теперь без всяких оснований откажется 
от своих обязательств? Он, по крайней мере, держится того убеждения, что, как 
только Ариовист познакомится с его требованиями и удостоверится в их 
справедливости, он не станет отталкивать от себя расположения его, Цезаря, и 
римского народа. Но если даже под влиянием бешенства и безумия он действительно 
начнет войну, так чего же они в конце концов боятся? И зачем они отчаиваются в 
своей собственной храбрости и в осмотрительности своего полководца? Ведь с этим 
врагом померились на памяти наших отцов, когда Г. Марий разбил кимбров и 
тевтонов (17) и войско явно заслужило не меньшую славу, чем сам полководец: 
померились недавно и в Италии во время восстания рабов (18), когда ему все-таки 
некоторую пользу принес полученный от нас опыт и дисциплина. В конце концов они 
одолели врага, несмотря на его вооружение и победы, хотя перед этим некоторое 
время без всякого основания боялись его, даже пока он был плохо вооружен. По 
этому можно судить, сколько выгоды заключает в себе стойкость. Наконец, это все 
тот же враг, над которым часто одерживали победы гелъветы, и притом не только 
на своей, но по большей части на его земле, а ведь гелъветы никогда не могли 
устоять против нашего войска. Но если некоторых смущает неудачное сражение и 
бегство галлов, то, разобрав дело, они поймут, что галлы были утомлены 
продолжительной войной. Ариовист же много месяцев подряд не выходил из своего 
лагеря и из болот и не давал случая сразиться с ним; они уже потеряли всякую 
надежду на сражение и рассеялись, когда он внезапно напал на них и одержал 
победу не столько храбростью, сколько хитрым расчетом. Но если расчет этот был 
уместен в борьбе с неопытными варварами, то и сам Ариовист не надеется провести 
им наше войско. А те, которые прикрывают свой страх лицемерной тревогой за 
продовольствие или ссылкой на трудные перевалы, те позволяют себе большую 
дерзость, отчаиваясь в верности полководца своему долгу и осмеливаясь давать 
ему предписания. Это его дело. Хлеб ему доставляют секваны, леуки и лингоны, и 
он на полях уже созрел; а о состоянии путей они скоро сами получат 
представление. А что будто бы его не послушаются и на неприятеля не пойдут, то 
эти разговоры его нисколько не волнуют: он знает, что те, кого не слушалось 
войско, не умели вести дело, и им изменяло счастье; или же это были люди, 
известные своей порочностью и