ривыкли и потому уменьшили свою бдительность. Тогда белловаки, узнав 
ежедневное расположение наших кавалерийских постов, поместили в засаду в 
лесистой местности отборный отряд пехоты, а на следующий день послали туда же 
конницу, чтобы сначала заманить наших, а затем окружить и атаковать. Этот 
несчастный жребий пал на ремов, которые в этот день должны были нести 
сторожевую службу. А именно, как только они вдруг заметили неприятельских 
всадников и при своем численном превосходстве презрительно отнеслись к 
малочисленному неприятелю, они стремительно помчались в погоню и были со всех 
сторон окружены пехотинцами. Это привело их в замешательство и заставило 
отступить скорее, чем это обыкновенно бывает в конных сражениях. При этом они 
потеряли начальника конницы, князя своей общины Вертиска: этот последний по 
своему преклонному возрасту с трудом мог сидеть на коне, но, соблюдая галльский 
обычай, не воспользовался ссылкой на свой возраст для отказа от должности 
начальника конницы, равно как и не пожелал, чтобы сражение происходило без него.
 Удачное сражение и смерть князя и командира ремов повысили надменность 
неприятелей, а наших понесенный ими урон научил ставить посты после более 
тщательного обследования местности и соблюдать меру в преследовании 
отступающего врага.
13. Тем временем в виду обоих лагерей у бродов и переправ через болото 
постоянно происходили ежедневные стычки. Во время одной из них германцы, 
которых Цезарь перевел через Рейн, чтобы они пешими сражались в рядах конницы 
(4), с большой решительностью все до одного перешли через болото, перебили тех 
немногих неприятелей, которые попытались оказать им сопротивление, и упорно 
стали преследовать остальную массу. Тогда не только те, которых избивали в 
рукопашном бою или ранили издали, но и те, которые обыкновенно стояли довольно 
далеко в резерве, обратились в ужасе в позорное бегство и, часто теряя 
возвышенные пункты, не переставали бежать, пока не спаслись в свой лагерь, а 
некоторые от стыда бежали еще дальше за лагерь. Это положение вызвало во всем 
их войске такое смятение, что трудно было решить, что у них преобладало: 
надменность при ничтожных удачах или страх при незначительной неудаче.
14. Галлы простояли еще несколько дней в том же лагере. Но когда они узнали о 
приближении легионов и легата Г. Требония, то вожди белловаков, боясь осады, 
подобной осаде Алесии (5), выслали из лагеря ночью всех стариков, слабосильных 
и безоружных и вместе с ними остальной обоз. Но пока они развертывали эту 
беспорядочную и нестройную колонну (дело в том, что за галлами даже при их 
движении налегке обыкновенно идет множество повозок), показался уже дневной 
свет. Тогда они выстроили перед своим лагерем вооруженные силы, чтобы не дать 
римлянам начать преследование прежде, чем их обоз не отойдет на значительное 
расстояние. Однако Цезарь, ввиду очень крутого подъема на холм, не считал 
нужным нападать ни на сопротивляющихся, ни на отступающих; но все-таки он 
находил полезным придвинуть свои легионы настолько, чтобы очищение позиции под 
напором наших солдат не прошло без большой опасности для неприятелей. Он видел, 
что лагери разделяет труднопроходимое болото и что именно трудность переправы 
может замедлить быстроту преследования; вместе с тем тот хребет, который 
тянулся по ту сторону болота почти до самого неприятельского лагеря, был 
отделен от последнего небольшой долиной. Поэтому он проложил через болото мосты,
 перевел по ним легионы и быстро дошел до верхней площадки хребта, которая с 
обоих боков прикрывалась крутым спуском. Построив на ней свои легионы, он дошел 
до конца этого хребта и поставил войска в боевую линию на таком месте, с 
которого можно было обстреливать неприятельские колонны из метательных машин.
15. Варвары в твердой надежде на свою позицию не отказывались от сражения в 
случае, если римляне сделают попытку подняться для штурма на холм; с другой 
стороны, они не решались отводить свои силы отдельными отрядами, чтобы они не 
пришли поодиночке в расстройство. Поэтому они продолжали стоять в боевом 
порядке. Поняв причину их упорства, Цезарь приготовил к бою двадцать когорт и 
приказал остальным разбить на этом месте и укрепить лагерь. По окончании всех 
этих работ он поставил перед валом все легионы в боевом порядке и распределил 
всадников по постам с приказом не разнуздывать лошадей. Белловаки увидели, что 
римляне готовы к преследованию и что им самим на этой позиции нельзя без 
большой опасности провести ночь и вообще оставаться хотя бы даже некоторое 
время. Тогда они придумали такой способ отступления. Передавая друг другу, по 
своему обыкновению, из рук в руки связки соломы и хворосту, имевшихся у них в 
большом количестве, они сложили их перед фронтом и при наступлении ночи по 
данному сигналу единовременно зажгли. Этот сплошной огонь вдруг скрыл у римлян 
из виду все неприятельские войска, и тогда они немедленно с необыкновенной 
быстротой убежали.
16. Хотя Цезарь из-за огня не мог заметить отхода врагов, но в предположении, 
что это было предпринято с целью прикрыть бегство, он продвинул вперед легионы 
и послал конные эскадроны в погоню. Но сам он стал двигаться медленно из боязни 
засады, именно того, что, может быть, враги продолжают удерживать ту же позицию 
и пытаются заманить наших на невыгодное место. Всадники боялись въезжать в дым 
и в густые волны огня, а если некоторые из них в своем увлечении и попадали 
туда, то с трудом различали головы своих собственных лошадей и из боязни засады 
также дали белловакам возможность вполне беспрепятственно отступить. Таким 
образом, враги, обнаружив в этом бегстве столько же страха, сколько хитрости, 
без всяких потерь ушли миль на десять вперед и расположились лагерем в весьма 
защищенной местности. Часто высылая отсюда в засаду конные и пешие отряды, они 
причиняли римлянам большой урон при их фуражировках.
17. После нескольких подобных нападений Цезарь узнал от одного пленного, что 
вождь белловаков Коррей выбрал шесть тысяч человек из самых храбрых пехотинцев 
и ты