одошвы горы 
в восьми милях от его лагеря, он послал на разведки, какова эта гора и каков 
подъем на нее с разных сторон. Ему сообщили, что легкий. Тогда он приказал 
легату с правами претора Т. Лабиэну (11) подняться в третью стражу на самую 
вершину горы с двумя легионами и с такими проводниками, которые хорошо знают 
путь; вместе с тем он познакомил его с своим общим планом действия. А сам в 
четвертую стражу двинулся на врагов тем же путем, каким они шли, и выслал 
вперед себя всю конницу. Вместе с разведчиками был послан вперед П. Консидий, 
который считался знатоком военного дела и в свое время служил в войске Л. Суллы 
(12), а впоследствии у М. Красса (13).
22. На рассвете Лабиэн уже занял вершину горы, а сам Цезарь был от 
неприятельского лагеря не более как в полутора милях; причем враги, как он 
потом узнал от пленных, пока еще не знали ни о его приходе, ни о приходе 
Лабиэна. В это время во весь опор прискакал Консидий с известием, что гора, 
которую он поручил занять Лабиэну, находится в руках врагов: это он будто бы 
узнал по галльскому оружию и украшениям. Цезарь повел свои войска на ближайший 
холм и выстроил их в боевом порядке. Лабиэн помнил приказ Цезаря не начинать 
сражения, пока не увидит его собственного войска вблизи неприятельского лагеря, 
чтобы атаковать врага единовременно со всех сторон, и потому, по занятии горы, 
поджидал наших и воздерживался от боя. Уже среди белого дня Цезарь узнал от 
разведчиков, что гора занята римлянами и что гельветы снялись с лагеря, а 
Консидий со страха сообщил, будто бы видел то, чего на самом деле не видал. В 
этот день Цезарь пошел за врагами в обычном от них расстоянии и разбил свой 
лагерь в трех милях от их лагеря.
23. До распределения между солдатами хлеба оставалось только два дня, и так как 
Цезарь находился не более чем в восемнадцати милях от самого большого у эдуев и 
богатого провиантом города Бибракте, то он счел нужным позаботиться о 
продовольственном деле и на следующий день свернул в сторону от гельветов, 
направившись к Бибракте. Об этом было сообщено неприятелям через беглых рабов 
декуриона галльской конницы Л. Эмилия. Может быть, гельветы вообразили, что 
римляне уходят от них из страха, тем более что накануне, несмотря на захват 
возвышенностей, они не завязали сражения; но может быть, у них появилась 
уверенность, что римлян можно отрезать от хлеба. Во всяком случае, они изменили 
свой план, повернули назад и начали наседать на наш арьергард и беспокоить его.
24. Заметив это, Цезарь повел свои войска на ближайший холм и выслал конницу, 
чтобы сдерживать нападения врагов. Тем временем сам он построил в три линии на 
середине склона свои четыре старых легиона, а на вершине холма поставил два 
легиона, недавно набранные им в Ближней Галлии, а также все вспомогательные 
отряды, заняв таким образом всю гору людьми, а багаж он приказал снести тем 
временем в одно место и прикрыть его полевыми укреплениями, которые должны были 
построить войска, стоявшие наверху. Последовавшие за ним вместе со своими 
телегами гельветы также направили свой обоз в одно место, а сами отбросили 
атакой своих тесно сомкнутых рядов нашу конницу и, построившись фалангой, пошли 
в гору на нашу первую линию.
25. Цезарь приказал прежде всего увести своего коня, а затем и лошадей всех 
остальных командиров, чтобы при одинаковой для всех опасности отрезать всякие 
надежды на бегство; ободрив после этого солдат, он начал сражение. Так как 
солдаты пускали свои тяжелые копья сверху, то они без труда пробили 
неприятельскую фалангу, а затем обнажили мечи и бросились в атаку. Большой 
помехой в бою для галлов было то, что римские копья иногда одним ударом 
пробивали несколько щитов сразу и таким образом пригвождали их друг к другу, а 
когда острие загибалось, то его нельзя было вытащить, и бойцы не могли с 
удобством сражаться, так как движения левой рукой были затруднены; в конце 
концов многие, долго тряся рукой, предпочитали бросать щит и сражаться, имея 
все тело открытым. Сильно израненные, они наконец начали подаваться и отходить 
на ближайшую гору, которая была от них на расстоянии около одной мили, и ее 
заняли. Когда к ней стали подступать наши, то бои и тулинги, замыкавшие и 
прикрывавшие в количестве около пятнадцати тысяч человек неприятельский 
арьергард, тут же на походе зашли нашим в незащищенный фланг и напали на них. 
Когда это заметили те гельветы, которые уже отступили на гору, то они стали 
снова наседать на наших и пытаться возобновить бой. Римляне сделали поворот и 
пошли на них в два фронта: первая и вторая линии обратились против побежденных 
и отброшенных гельветов, а третья стала задерживать только что напавших 
тулингов и боев.
26. Таким образом долго и горячо сражались на два фронта. Но когда наконец 
враги оказались не в состоянии выдерживать наши атаки, то одни из них отступили 
на гору, как это было и сначала, а другие обратились к своему обозу и повозкам: 
в продолжение всего этого сражения, хотя оно шло от седьмого часа до вечера, 
никто из врагов не показал нам тыла. До глубокой ночи шел бой также и у обоза, 
так как галлы выставили наподобие вала телеги и с них отвечали на наши атаки 
обстрелом, причем некоторые из них, расположившись между повозками и телегами, 
бросали оттуда свои легкие копья и ранили наших. Но после долгого сражения наши 
овладели и обозом и лагерем. Тут были взяты в плен дочь и один из сыновей 
Оргеторига. От этого сражения уцелело около ста тридцати тысяч человек, и они 
шли всю ночь без перерыва; нигде не останавливаясь ни днем, ни ночью, они на 
четвертый день дошли до области лингонов, так как наши были целых три дня 
заняты ранеными и погребением убитых и потому не могли их преследовать. Цезарь 
отправил к лингонам гонцов с письменным приказом не помогать гельветам ни 
хлебом, ни чем-либо иным: тех, кто окажет помощь, он будет рассматривать как 
врагов наравне с гельветами. Затем сам он по истечении трех дней двинулся со 
всем своим войском в погоню за ними.
27. Доведенные таким образом до полной крайности, г