была целая армия тысяч в шестьдесят. 
Пользуясь случаем, Цицерон снова потребовал у упомянутого Вертикона (17) галла 
для доставки Цезарю письма. Посланному он напомнил, что он с крайней 
осторожностью должен держать свой путь, а в письме писал, что враги его 
оставили и всеми полчищами обратились против Цезаря. Это письмо было доставлено 
Цезарю около полуночи. Он сообщил его своим людям и ободрил их к сражению. На 
следующий день на рассвете он снялся с лагеря и приблизительно через четыре 
мили пути заметил полчища врагов за долиной и ручьем. Было бы очень опасно при 
таких маленьких силах дать сражение на невыгодной позиции; сверх того, так как 
он знал, что Цицерон теперь освобожден от осады, то он полагал, что можно 
спокойно действовать с меньшей скоростью. Поэтому он остановился и приказал 
разбить укрепленный лагерь на возможно более выгодной позиции. Хотя лагерь этот 
уже сам по себе был мал, так как предназначался для неполных семи тысяч человек,
 да еще без обоза, но он сделал его еще меньше, насколько возможно сузив его 
улицы, с тем чтобы внушить врагу полное презрение к нашему войску. Тем временем 
он во все стороны разослал разведчиков, чтобы найти самый удобный путь для 
перехода через долину.
50. В этот день у ручья было несколько маленьких конных стычек, вообще же обе 
стороны держались в своих лагерях: галлы ожидали еще больших войск, которые еще 
не собрались, а Цезарь рассчитывал притворной трусливостью заманить врагов на 
свою сторону, чтобы дать им сражение в этой части долины перед своим лагерем, а 
если не удастся, то обследовать пути и перейти через долину и ручей с 
наименьшей опасностью. На рассвете неприятельская конница приблизилась к лагерю 
и завязала сражение с нашей. Цезарь приказал своим всадникам нарочно отступать 
перед врагом и отходить к лагерю; вместе с тем он распорядился сделать выше вал 
по всей линии, заложить ворота и за этой работой как можно более суетиться и 
проявлять притворный страх.
51. Все это соблазнило врагов перевести свое войско и выстроить его в боевой 
порядок на невыгодной позиции; а так как Цезарь увел солдат даже с вала, то они 
подошли ближе, стали со всех сторон стрелять внутрь лагеря и через глашатаев 
всюду объявлять, что если кто – галл или римлянин – пожелает до 3-го часа 
перейти к ним, то он может это сделать безопасно, но после того это будет уже 
невозможно. И вообще они прониклись величайшим презрением к нам: так как им 
казалось, что они не могут прорваться через ворота, которые в действительности 
были лишь для виду заложены одним слоем дерна, то одни из них стали голыми 
руками обрывать вал, а другие заваливать рвы. Тогда Цезарь сделал вылазку из 
всех ворот, пустил на них конницу и быстро обратил их в бегство, так что в 
общем никто из них не осмелился остановиться для сопротивления; многие из них 
были убиты, и все принуждены были побросать оружие.
52. Но продолжить преследование Цезарь не решился, так как между ним и 
неприятелями были леса и болота и таким образом не было возможности причинить 
им даже самые незначительные потери. Поэтому он в тот же день дошел до 
цицероновского лагеря, не потеряв ни одного солдата. Он с удивлением смотрит на 
неприятельские башни, «черепахи» и укрепления. На смотру легиона он узнает, что 
даже десяти процентов не осталось не раненными. По всему этому он мог судить, 
как велика была опасность и как храбро велась оборона. Он похвалил по заслугам 
Цицерона и легион и особо отличил тех центурионов и военных трибунов, которые, 
по свидетельству Цицерона, проявили выдающуюся доблесть. Подробности о гибели 
Сабина и Котты он узнал от пленных. На следующий день он созвал общее собрание, 
рассказал, как было дело, и обратился к солдатам со словами утешения и 
ободрения: к тому несчастию, виной которого была опрометчивость легата, следует 
отнестись с тем большим хладнокровием, что оно уже искуплено милостью 
бессмертных богов и их собственной храбростью, и теперь ни для врага нет 
оснований долго радоваться, ни для них – долго горевать.
53. Между тем до Лабиэна с невероятной быстротой доходит через ремов весть о 
победе Цезаря. Хотя зимний лагерь Лабиэна был приблизительно в шестидесяти 
милях от лагеря Цицерона и Цезарь пришел туда только после девятого часа дня, 
но еще раньше полуночи поднялся у лагерных ворот крик, которым ремы хотели дать 
знать Лабиэну о победе и поздравить его. Когда эта весть дошла до треверов, то 
Индутиомар, который уже решил штурмовать на следующий день лагерь Лабиэна, 
ночью бежал и отвел все свои войска назад к треверам. Цезарь отослал Фабия с 
его легионом назад в зимний лагерь, а сам с тремя легионами решил зимовать в 
трех лагерях в окрестностях Самаробривы и, ввиду сильных восстаний, вспыхнувших 
в Галлии, лично остаться на всю зиму при своей армии. Действительно, при 
известии о гибели Сабина почти все галльские племена начали совещаться о войне, 
рассылать повсюду гонцов и послов, осведомляться о том, какие решения намерены 
предпринять другие и кто первый начнет военные действия, а также устраивать по 
ночам собрания в уединенных местах. Вообще почти за всю зиму не было ни одного 
спокойного для Цезаря дня, но он постоянно получал какие-нибудь известия о 
собраниях и волнениях галлов. Между прочим Л. Росций, которого он назначил 
командиром 13-го легиона, известил его о том, что большие силы тех галльских 
племен, которые называются ареморийскими, собрались для нападения на него и уже 
находились не более чем в восьми милях от его зимнего лагеря, но при известии о 
победе Цезаря ушли так поспешно, что уход этот походил на бегство.
54. Но Цезарь сумел удержать в повиновении значительную часть Галлии тем, что 
вызвал из всех общин их князей и либо запугивал их уверениями, что он знает обо 
всем происходящем, либо успокаивал их словами одобрения. Исключение составили 
только сеноны, одно из самых сильных и влиятельных в Галлии племен. Цезарь 
назначил у них царем Каварина, брат которого – Моритазг, так же как и его 
предки, царствовал над ними ко времени прихода Цезаря. И вот сеноны в силу 
постановления всей общины задумали убить Каварина, но так как он вовремя это 
заметил и бежал, т