ед этим ими покинутый. Из них орлоносец Л. 
Петросидий, теснимый массой врагов, бросил орла через вал в лагерь, а сам с 
чрезвычайной храбростью сражался перед лагерем, пока не был убит. Они с трудом 
выдерживали штурм вплоть до ночи, а ночью, потеряв всякую надежду на спасение, 
они все до одного покончили с собой. Лишь немногие спаслись из сражения, после 
блужданий по лесам добрались до зимнего лагеря легата Т. Лабиэна и принесли ему 
известие о случившемся.
38. Гордясь этой победой, Амбиориг немедленно отправился с конницей к своим 
соседям адуатукам; он двигался беспрерывно днем и ночью, а пехоте своей 
приказал идти в арьергарде. Сообщив адуатукам о происшедшем и тем подняв их на 
ноги, он на следующий день прибыл к нервиям и стал их уговаривать не упускать 
случая навсегда завоевать себе свободу и отомстить римлянам за причиненные ими 
обиды. Он сослался при этом на смерть двух легатов и на истребление 
значительной части римской армии: нет никакого труда, говорил он, напасть 
врасплох на легион, находящийся на зимних квартирах под командой Цицерона, и 
уничтожить его: в этом он обещает свое полное содействие. Этими словами он без 
труда убедил нервиев.
39. Поэтому они немедленно разослали гонцов к подчиненным их власти кеутронам, 
грудиям, левакам, плеумоксиям и гейдумнам, набрали как можно больше войск и 
неожиданно налетели на зимний лагерь Цицерона еще прежде, чем до него дошли 
слухи о смерти Титурия. С Цицероном также случилось то, чего следовало ожидать: 
некоторые его солдаты, ушедшие в лес за дровами и другими материалами для 
укрепления, были застигнуты и отрезаны внезапной атакой неприятельской конницы. 
Тогда эбуроны, нервии, адуатуки, вместе со своими союзниками и подданными, 
напали на легион и начали штурмовать лагерь. Наши поспешно сбежались к оружию и 
заняли вал. В этот день легион с трудом выдержал натиск неприятелей, так как 
они всю надежду возлагали на быстроту и были вполне уверены в том, что если они 
теперь одержат победу, то останутся победителями навсегда.
40. Цицерон немедленно написал Цезарю и обещал большую награду за доставку 
писем; но все дороги были заняты, и его посланцев перехватывали неприятели. В 
течение ночи с необычайной быстротой было изготовлено не менее ста двадцати 
башен из леса, заранее свезенного для укрепления: все, что казалось 
недоделанным, теперь было закончено. На следующий день враги возобновили штурм 
лагеря с еще большими боевыми силами и стали заваливать ров. Как и накануне, 
наши оказали сопротивление; то же самое продолжалось и во все последующие дни. 
Работа шла без перерыва даже ночью; ни больным, ни раненым не было возможности 
отдохнуть. Все, что нужно было для защиты от нападения на следующий день, 
заготовлялось за ночь; было изготовлено много заостренных кольев и большое 
количество стенных копий; башни накрывают досками, к валу приделывают плетеные 
брустверы и зубцы. Сам Цицерон, несмотря на свое слабое здоровье, не давал себе 
отдыха даже ночью, так что солдаты сами сбегались к нему и своими громкими 
просьбами принуждали его беречь себя.
41. Тогда вожди и князья нервиев, которые имели какой-либо случай побеседовать 
с Цицероном и находились с ним в дружественных отношениях, заявляют о своем 
желании переговорить с ним. Получив это разрешение, они указывают ему на то же, 
о чем Амбиориг говорил с Титурием: вся Галлия находится под оружием; германцы 
перешли через Рейн; зимние лагеря Цезаря и всех его легатов осаждены. 
Прибавляют и сообщение о смерти Сабина; в подтверждение этого ссылаются на 
Амбиорига: большая ошибка – рассчитывать на какую-либо помощь со стороны тех, 
которые сами отчаялись в своем спасении. Тем не менее они отнюдь не враждебно 
настроены по отношению к Цицерону и римскому народу; они только против зимнего 
постоя и не желают, чтобы он обратился в постоянную привычку. Цицерону и его 
людям они позволяют покинуть свой лагерь невредимыми и спокойно отправляться 
куда им угодно. На это Цицерон дал один ответ: римский народ не привык 
принимать условия от вооруженных врагов; если им угодно положить оружие, то 
пусть они обратятся к нему за содействием и отправят послов к Цезарю: принимая 
во внимание его справедливость, он надеется, что они добьются от него 
исполнения своих пожеланий.
42. Обманувшись в своих ожиданиях, нервии окружают наш лагерь валом в десять 
футов вышиной и рвом в пятнадцать футов шириной. Эти знания они получили от нас 
в своих сношениях с нами за предыдущие годы, а также пользовались указаниями 
некоторых бывших у них пленных римлян из нашего войска. Но за отсутствием 
подходящих для этого дела железных инструментов они принуждены были снимать 
дерн мечами, а землю выгребать руками и выносить в плащах. По этому можно было 
составить себе представление об их многочисленности: менее чем в три часа они 
окончили линию укрепления в десять миль в окружности и пятнадцать футов высотой,
 а в следующие дни начали готовить и воздвигать башни соразмерно с высотой вала,
 стенные багры, устраивать «черепахи», чему их научили те же пленные.
43. На седьмой день осады внезапно поднялась сильная буря, и враги, пользуясь 
этим, стали метать из пращей раскаленные глиняные пули, а также дротики с огнем 
на острие в бараки, которые, по галльскому обычаю, имели соломенную крышу. Они 
быстро загорелись, и силой ветра огонь распространился по всему лагерю. Враги с 
громким криком, точно победа была уже одержана и несомненна, стали подкатывать 
башни и «черепахи» и взбираться по лестницам на вал. Но наши солдаты проявили 
замечательную храбрость и присутствие духа: хотя их со всех сторон палил огонь 
и снаряды сыпались на них градом и хотя они видели, что горит весь обоз и все 
их имущество, – не только никто не отходил от вала, чтобы совсем его покинуть, 
но почти никто даже и не оглядывался, но все сражались с необыкновенным 
ожесточением и отвагой. Для наших это был самый тяжкий день, но он окончился 
тем, что тогда было изранено и перебито очень много врагов, так как они 
скучились у самого вала и задние ряды не давали пе