город другим войском. Как же вы не сочли врагом того, кто без соотвествующего 
чина пошел на нас войной и расположился лагарем возле нас, если одно намерение 
Антония вы, считаете признаком враждебности? Почему же Антоний, если он этого 
хотел, не пришел? Или он со своими регулярными войсками в 30 000 человек 
испугался нерегулярных, невооруженных 3000 человек Цезаря, собравшихся вокруг 
Цезаря только для того, чтобы примирить его с Антонием, и оставивших его сразу 
же, когда они узнали, что он выбрал войну? Если он боялся явиться с тридцатью 
тысячами, как же он потом пришел с одной только тысячью? Когда он отправился по 
направлению к Тибуру, сколько нас провожало его? И сколько нас давало ему 
клятву, хотя ее никто от нас не требовал? Сколько расточал Цицерон похвал за 
его управление государством, за его доблесть? А если Антоний замышлял, то в чем 
его обвиняет Цицерон? Как же оставил он нам своих заложников, стоящих сейчас 
перед сенатом, — мать, жену и подростка сына? Они плачут и боятся не за 
поведение Антония, они боятся власти его врагов. 59. Я привел вам все это как 
образчик моей защиты Антония, как образчик перемены образа мыслей у Цицерона. 
Всем здравомыслящим я даю совет: не грешите ни против народа, ни против 
Антонияб чтобы не навлекать опасностей и вражды на республику, когда 
государство еще более и не имеет того, кто может быстро его защитить. Соберите 
сначала силу. пока не подымаются волнения за пределами города, силу, которая 
могла бы быть достаточной: тогда следите зорко за всеми теми, кто вас утеснял, 
и осуждайте, кого хотите, раз вы в состоя-
209 
нии выполнить постановление, которое будет вынесено судом. Как же все это может 
быть осуществлено? Предоставим Антонию управлять Галлией, чтобы действительно 
или для видимости угодить народу; Децима же мы отзовем сюда с его тремя 
легионами, а когда он прибудет, отправим его в Македонию, легионы же задержим 
здесь. Если и отпавшие от Антония два легиона перешли к нам, как утверждает 
Цицерон, то призовем и их к себе в город, Тогда у нас будет 5 легионов, и мы 
можем выносить с достаточной уверенностью нужные нам постановления, не ставя 
наши надежды в зависимость or произвола какого-либо одного человека. 60. Все 
это я сказал тем, кто слушает меня без неприязни и стремления к спорам. Тем же, 
кто неосмотрительно и необдуманно возбуждает вас из личной вражды или любви к 
спорам, я советую не быть слишком быстрыми судьями и не поступать легкомысленно 
по отношению к значительным людям, имеющим к тому же в своем распоряжении 
достаточное войско, и не вызывать их против их воли к войне. Им следует 
вспомнить о Марции Кориолане33 и о том, что недавно было с Цезарем, который 
также возглавлял войско и предлагал нам соглашение, которое было бы для нас 
самым лучшим. А мы опрометчиво объявили его врагом и вынудили его на самом деле 
стать таковым. Далее, следует щадить также И народ, бросившийся недавно на 
убийц Цезаря, чтобы ему не казалось, что мы раздаем провинции для 
издевательства над ними или что Децима мы хвалим за то, что он нарушает закон, 
изданный народом, а Антония считает врагом, потому что он получил Галлию из рук 
народа. Об этом следует думать тому, кто правильно рассуждает, в интересах тех, 
кто еще ошибается, консулы же и трибуны должны еще больше заботиться о 
государстве, находящемся в опасности».
61. Так защищал Пизон Антония, одновременно и упрекая и угрожая. Он был 
очевидным виновником того, что Антоний не был объявлен врагом. Но предложение, 
чтобы Антоний управлял Галлией, не прошло: друзья и родственники убийц помешали 
этому из боязни, что Антоний будет мстить им за убийство, они делали все, чтобы 
Цезарь и Антоний вечно были во вражде. Они постановили сообщить Антонию, что 
ему досталась Македония вместо Галлии. Остальные поручения они или опрометчиво 
или нарочно велели изложить Цицерону и передать их послам. Он, искажая 
постановление, написал так, чтобы Ан-
210 
тоний немедленно вышел из Мутины и передал Дециму Галлию, чтобы он явился по 
сию сторону Рубикона, являвшегося границей Италией и Галлией, в определенный 
день и ждал дальнейших решений сената относительно себя. Так провоцировал 
Цицерон ссору и исказил в своем письме поручения, несмотря на то, что никакой 
особой вражды между Антонием и Цицероном не было; казалось, что божество 
толкало государство к перевороту и подготовляло беду для Цицерона34. Когда в то 
же время были доставлены останки Требония и поступили более обстоятельные 
сведения о совершенном над ним насилии, сенат без сопротивления объявил 
Долабеллу врагом.
62. Отправленные к Антонию послы, стыдясь необычности данных поручений, не 
прибавив ни одного слова, просто передали их ему. Антоний гневно высказался по 
адресу сената и Цицерона. Он выражал свое недоумение по поводу того, что сенат 
считает Цезаря, так много сделавшего для упрочения римского могущества, тираном 
или царем, Цицерона же таковым не считает. Несмотря на то, что Цезарь взял в 
плен во время войны Цицерона, но не убил его, последний отдает теперь 
предпочтение убийцам Цезаря перед его друзьями; Децима, когда он был другом 
Цезаря, Цицерон ненавидел, а когда Децим стал убийцей Цезаря, Цицерон его 
полюбил. К человеку, который получил Галлию ни от кого иного, как от Цезаря, он 
благоволит, а тому, кто ее получил от народа, он чинит препятствия. «Из 
назначенных мне легионов, — продолжал Антоний, — награды получают те, которые 
перебежали, те же, которые остались верными, ничего не получили: этим он 
развращает солдат и вредит больше городу, чем мне. Убийцам он даровал амнистию, 
и я присоединился к этому ради двух заслуживающих уважения лиц, Антония же и 
Долабеллу он считает врагами, потому что мы держимся того, что нам дали. Вот 
где истинная причина: и если я откажусь от Галлии, я не буду считаться ни 
врагом, ни единоличным правителем. Будьте свидет