слухи, которые ходили о его матери, в попытке — не 
слишком удачной, как оказалось, — посеять между Маргаритой и Вильгельмом разлад.

        Граф Монтескальозо, кажется, не стремился скрывать от своих 
благодетелей, что его отношение к ним изменилось, и Стефан вскоре понял, что — 
как ни удивительно — он переоценил своего родственника. Анри оказался даже 
более ненадежен, чем он предполагал. Его вероломство, однако, сослужило хорошую 
службу: поведение Анри доказывало, с большей определенностью, чем множество 
донесений от соглядатаев, что зреет новый заговор и граф — его участник. Тайное 
расследование — а за Анри могла следовать дюжина людей так, что он об этом не 
догадывался, — подтвердило подозрения канцлера. Он решил ударить первым.
        Но имелась ли у него такая возможность? Королевская стража находилась в 
руках одного из злейших врагов Стефана среди дворовых евнухов, главного 
камергера каида Ришара, на которого явно нельзя было положиться в случае беды. 
Одним из неизбежных результатов переворота, совершенного канцлером, явился бы 
арест и, возможно, заключение в темницу всех мусульман, занимавших важные посты 
при дворе, в том числе крещеных каидов; а подобный шаг в существующих 
обстоятельствах легко мог спровоцировать общее восстание исламского населения 
столицы. Таким образом, если Стефан хотел нанести упреждающий удар по своим 
врагам, стоило делать это где угодно, только не в Палермо. К счастью, уже 
имелась договоренность, что юный Вильгельм в следующем году совершит свое 
первое официальное путешествие на материк. Под этим предлогом было объявлено, 
что двор, для проведения всех необходимых приготовлений, на зиму переезжает в 
Мессину.
        Описание Мессины, данное Гуго Фалькандом, уже цитировалось выше. Второй 
по значению город Сицилии, крупнейший порт, не менее, если не более, оживленный,
 чем Палермо, Мессина, как и все портовые города, имела репутацию «бойкого 
места». Для Стефана, однако, она обладала одним неоценимым достоинством: это 
был чисто христианский город. Ибн Джубаир, посетивший его двадцатью годами 
позже, писал, что в Мессине «полным-полно почитателей креста и только благодаря 
горстке мусульманских слуг и служащих путешественника из арабских стран не 
воспринимают здесь как дикого зверя». Население города было в основном 
греческим, с щедрой примесью итальянцев и лангобардов; никто из них никогда не 
выказывал недовольства центральным правительством. Кроме того, Мессина 
располагалась ближе всего к материку; и Стефан тайно написал своему родичу 
Жильберу, с которым он находился в прекрасных отношениях еще со времени визита 
в Гравину годом раньше, с просьбой поспешить в Мессину, взяв с собой столько 
воинов, сколько возможно увести без риска вызвать подозрения или поднять 
тревогу.
        Среди придворных весть о предстоящем переезде вызвала смятение. Все, 
кто планировал свержение канцлера — за исключением, как можно догадаться, Анри 
из Монтескальозо, который не слишком понимал, что происходит, и, вероятно, 
мечтал о встрече со своими хитроумными мессински-ми приятелями, — сразу 
осознали, что в чужом городе, где они не смогут рассчитывать на поддержку 
населения, их позиции станут намного слабее. Высшее духовенство в особенности 
пришло в ужас. Они знали, что должны поехать — любой, кто этого не сделает, 
пострадает от интриг других за его спиною, — но их вовсе не радовала мысль о 
том, что придется покинуть великолепные палермские дворцы и провести зиму в 
наемных жилищах, которые могут оказаться холодными и неудобными, а кроме того, 
переносить все опасности и тяготы путешествия по горным дорогам, которые в это 
время года могут оказаться размытыми113. В этом, надо признать, они не 
ошиблись; та осень была самой дождливой на памяти живущих. Но Стефан стоял на 
своем. Все местные властители, чьи владения лежали на пути из Палермо в Мессину,
 получили письма с королевской печатью, приказывавшие им позаботиться о 
состоянии дорог в своих землях, расширив и выровняв их, где это необходимо, и 
подготовив их для проезда короля. За пару дней до назначенного отъезда небеса 
прояснились, и 15 декабря Вильгельм со своей семьей торжественно отправился в 
Мессину в сопровождении мрачных придворных и священников114.
        Мессина радостно приветствовала своего короля, и Вильгельм разместился 
со своей матерью в королевском дворце, который Ибн Джубаир описывает как «белое,
 словно оперенье голубя, здание, возвышающееся над кромкой воды, в котором 
прислуживают множество пажей и молодых девушек». Стефан дю Перш, великодушный, 
как всегда, — но также сознававший, что поддержка горожан может потребоваться 
ему в критической ситуации, — попытался расположить к себе местных жителей 
несколькими широкими жестами и даже восстановил привилегии, которые были 
предоставлены им Ро-жером II, но затем отняты. Но как он ни старался, он не мог 
сохранить расположение горожан надолго. В течение месяца из-за высокомерия и 
бесцеремонности его соратников французов возненавидели даже те, кто сначала 
относился к ним благосклонно.
        В таких обстоятельствах долго обсуждавшийся заговор против канцлера, 
который — в значительной степени из-за недальновидности графа Монтескальозо — 
до этих пор оставался в зачаточном состоянии, неожиданно начал обретать 
очертания. Хотя у заговорщиков и так не было недостатка в сторонниках, их ряды 
теперь пополнились за счет некоторых калабрийских вассалов, которых вести о 
прибытии короля заставили переправиться через пролив. Помимо аристократов в 
заговоре участвовали придворные, в их числе Маттео из Аджелло и каид Ришар, а 
также высшее духовенство в лице старого развратника Джентиле из Агридженто, 
который всего несколькими неделями ранее принес клятву верности Стефану — 
необыкновенно длинную и велеречивую. Главная слабость заговорщиков в 
действительности заключалась в том, что их было слишком много. Согласно 
выработанному ими плану, предполагалось просто у