едовали ему в качестве герцогов Апулии, герцогская власть 
превратилась в пустой звук и страна погрузилась в хаос. Вассалы могли творить 
все, что угодно, воевать и опустошать, грабить и мародерствовать; дошло до того,
 что, по словам аббата из Телезе, крестьяне не могли спокойно обрабатывать и 
засевать свои поля.
        Одно их объединяло — решимость сохранить собственную свободу и 
сопротивляться всяким попыткам восстановить твердое централизованное правление. 
Тот факт, что их сюзерен теперь был не герцогом, а королем, ничуть не 
способствовал их примирению с новым порядком. Разумеется, они не питали любви к 
империи, но, если уж иметь сюзерена, лучше, чтобы он находился как можно дальше,
 так чтоседой старый император за Альпами был для них намного привлекательнее и 
предпочтительнее, нежели решительный и деятельный молодой Отвиль по соседству. 
Почти сразу же после того, как король вернулся на Сицилию летом 1131 г., двое 
худших смутьянов, Танкред из Конверсано и князь Гримоальд из Бари, подняли 
небольшое восстание в Апулии, и к Рождеству порт Бриндизи оказался в их руках.
        Король не спешил расправиться с бунтовщиками. Он привык зимовать на 
Сицилии, и все мысли его были заняты Чефалу. Кроме того, он любил свою жену и 
свою семью. Королева Эльвира, дочь Альфонсо VI Кастильского, стала женой Рожера 
четырнадцать лет назад. Мы, к сожалению, знаем о ней мало, но их брак был 
счастливым, и она подарила мужу семерых детей, в том числе четырех доблестных 
сыновей, которые в последующие годы стали его ближайшими помощниками. Двое 
старших — Рожер и Танкред — приезжали в Мельфи в 1129 г., где вместе со своим 
отцом принимали клятву верности от недовольной апулийской и калабрийс-кой 
знати; но обычно мать и дети оставались на Сицилии, и этим летом у Рожера не 
было возможности их видеть.
        В марте 1132 г., однако, Рожер уже не мог откладывать свое возвращение 
на континент. Дело было не только в апулийских мятежниках, о более серьезных 
проблемах его известил Анаклет, который встретился с королем в Салерно, чтобы 
обсудить планы на будущее. Антипапа все больше беспокоился: его соперник 
Иннокентий уже явился в северную Италию, готовясь к прибытию императора. 
Непосредственной опасности пока не было; армия Лотаря, судя по имевшимся 
сведениям, еще не выступила. Но Рим жил слухами, и эти слухи, распространяемые 
старыми врагами Анаклета Франджипани, приводили горожан в смятение. Вдобавок ко 
всему, луна — по свидетельству хрониста Фалько из Беневенто — внезапно потеряла 
блеск и окрасилась в цвет крови; никто не мог назвать это добрым знаком. 
Необходимо, доказывал Анаклет, продемонстрировать силу — напомнить римлянам, 
что он все еще их господин и что за него стоит король Сицилии. Рожер согласился 
с его точкой зрения; двое его главных вассалов, князь Роберт Капуанский и его 
собственный зять Райнульф Алифанский, были немедленно отправлены с двумя 
сотнями рыцарей в Рим с повелением оставаться там до следующих распоряжений. 
Этот поступок, подобно многим поступкам короля, не был столь альтруистичен, как 
казалось. Робер Капуанский боролся — хотя, разумеется, не очень решительно — 
вместе с другой знатью за изгнание Рожера из южной Италии несколькими годами 
ранее. Потом он, как и остальные, капитулировал и в качестве главного вассала 
возложил корону на голову короля в кафедральном соборе Палермо. Но он так и не 
примирился полностью с новым правлением, и Рожер был, вероятно, рад, ввиду 
наступающего кризиса, удалить его на безопасное расстояние. Граф Алифанский 
отличался еще большим коварством. Он несколько раз предавал своего шурина и, 
без сомнения, сделал бы это вновь ради собственной выгоды. Более того, его брат 
Ричард, владевший городом Авеллино, недавно отринул сюзеренитет короля и 
объявил себя независимым властителем. Когда Рожер призвал его к порядку, он 
выколол глаза и вырвал ноздри королевскому посланнику. Король сразу же захватил 
спорную территорию, но тут последовало новое осложнение. Пока Райнульф 
находился в Риме, его жена, сводная сестра Рожера, Матильда, бежала от него и 
искала убежища при дворе, объявив, что постоянная жестокость Райнульфа делает 
невозможным продолжение семейной жизни.
        Рожер поддержал ее, и, когда Райнульф — нарушив его приказ — покинул 
Рим, чтобы требовать восстановления своих территориальных и брачных прав, 
король ответил, что Матильда, конечно, вольна к нему вернуться, когда ей 
захочется, но сам Рожер не собирается заставлять ее это сделать против ее 
желания. Матильда и ее сын вернулись с Рожером на Силицию, и он со своей 
стороны обязался потребовать от Райнульфа немедленного возвращения земель, 
являвшихся ее приданым, — долины Каудине и всех замков, которые там находятся. 
По поводу Авеллино король был столь же непреклонен: Райнульф и бровью не повел, 
когда его брат объявил о своей независимости; не защитив права своего законного 
сюзерена, он лишился всякой возможности претендовать на город. Рожер пошел 
только на одну уступку: если граф и его сторонники захотят официально изложить 
ему свои жалобы в Салерно, он выслушает все, что они смогут сказать.
        Райнульф Алифанский не намеревался терпеть такое обращение, еще меньше 
он хотел оказаться пленником в Салерно. Вместо этого он сошелся с Робертом из 
Капуи — который также самовольно вернулся из Рима, — и они вместе начали 
строить планы мятежа.
        
        Апулийское восстание было быстро подавлено. После краткой осады в мае 
1132 г. жители Бари выдали князя Гримоальда и его семью Рожеру, который 
доставил их как пленников на Сицилию, а Танкред из Конверсано купил себе 
свободу обещанием — которое он не сдержал — отбыть в Святую землю. Вся кампания 
завершилась за месяц; но это выступление являлось симптомом более глубокого и 
общего недовольства на юге, а главное — оно отвлекло внимание Рожера как раз в 
тот момент, когда Райнульф и Роберт собирали силы. Если бы Рожер выступил 
против них сразу после того, как они вернулись из Рима — а их 
несанкционированное отбытие из гор