|
я морская мощь Сицилии;
они охотно присоединились к делегации, которую его отец — император Иоанн —
направил двенадцать лет назад к Лотарю, чтобы обсудить антисицилийский союз. С
тех пор их беспокойство еще усилилось, и на то имелись причины. Они не являлись
более хозяевами Средиземноморья; и в то время как на базарах Палермо, Катании и
Сиракуз царило оживление, Риальто начал медленно, но верно клониться к упадку.
Если Рожер теперь закрепится на Корфу и на берегах Эпира, он получит контроль
над Адриатикой и венецианцы рискуют оказаться в сицилийской блокаде.
Они, конечно, немного поторговались; ни один венецианец никогда ничего
не делал задаром. Но в марте 1148 г. в обмен на расширение торговых привилегий
на Кипре, Родосе и в Константинополе Мануил получил то, что желал, — поддержку
всего венецианского флота на шесть последующих месяцев. Тем временем император
лихорадочно трудился над тем, чтобы привести собственные морские силы в
состояние боевой готовности; его секретарь Иоанн Циннам оценивает численность
флота в пятьсот галер и тысячу транспортных судов — достаточное количество для
армии из двадцати или тридцати тысяч человек. Адмиралом император назначил
своего свойственника, великого герцога Стефана Контостефана, а армию отдал под
начало «великого доместика», турка по имени Аксуч, который пятьдесят лет назад
ребенком был взят в плен и вырос в императорском дворце. Сам Мануил принял
верховное командование.
К апрелю экспедиционные войска были готовы выступить в поход. Корабли,
отремонтированные и нагруженные всем необходимым, стояли на якоре в Мраморном
море; армия ждала только приказа. И в этот момент внезапно все пошло вкривь и
вкось. Южнорусские племена, половцы или куманы, проникли через Дунай на
византийскую территорию; венецианский флот задержался из-за внезапной смерти
дожа; летние шторма сделали Восточное Средиземноморье практически непригодным
для судоходства. Лишь осенью два флота встретились в южной Адриатике и
объединенными усилия-ми начали блокаду Корфу. Сухопутная экспедиция все еще
катастрофически откладывалась. К тому времени, когда он приструнил половцев,
Мануил уже ясно понимал, что горы Пинд покроются снегом задолго до того, как он
сможет провести армию через них. Оставив войска на зимних квартирах в Македонии,
император отправился в Фессалонику, где его ждал важный гость. Конрад
Гогенштауфен только что вернулся из Святой земли.
Второй крестовый поход потерпел постыдную неудачу. Конрад с теми
немцами, которые остались в живых после бойни у Дорилея, дошел с французами до
Эфеса, где армия остановилась, чтобы отпраздновать Рождество. Там он тяжело
заболел. Оставив своих соотечественников, продолживших путь без него, Конрад
вернулся выздоравливать в Константинополь и гостил в императорском дворце до
марта 1148 г., после чего Мануил выделил ему несколько греческих кораблей,
чтобы те доставили его в Палестину. Французам, хотя они и пострадали меньше
немцев, изнурительный переход через Анатолию, во время которого они, в свою
очередь, понесли потери от турок, также дорого обошелся. Это была ошибка самого
Людовика, который проигнорировал совет Мануила держаться побережья, но король
упорно объяснял всякую встречу с врагом беспечностью византийцев или их
предательством или тем и другим и быстро взрастил в себе почти психопатическую
неприязнь к грекам. В результате он со своими воинами и частью рыцарей, которых
было возможно взять с собой, погрузился на корабль в Атталии, предоставив армии
и паломникам пробиваться по суше, как смогут. Была поздняя весна, когда жалкие
остатки огромного войска, которое с такой гордостью выступило в путь в прошлом
году, добрались до Антиохии.
И это было только началом бедствий. Могучий Занги умер, но власть
перешла к его еще более великому сыну Нур-ад-дину, чья крепость в Алеппо теперь
стала центром мусульманского сопротивления франкам. Именно по Алеппо следовало
нанести первый удар, и, когда Людовик прибыл в Антиохию, на него сразу же стал
наседать князь Раймонд, требовавший, чтобы король немедленно атаковал город.
Людовик отказался под тем предлогом, что должен сперва помолиться у Гроба
Господня; после чего королева Элеонора, чья привязанность к мужу не возросла от
опасностей и неудобств путешествия и чьи отношения с Раймондом, похоже,
несколько вышли за пределы, обычно рекомендованные племяннице и дяде, объявила
о своем намерении остаться в Антиохии и требовать развода. Она и Людовик были
дальними родственниками; при заключении брака на данный факт закрыли глаза, но,
будучи поставлен, этот вопрос мог вызвать немало затруднений, и Элеонора это
знала.
Людовик, который, при всей своей угрюмости, в критические моменты не
терял присутствия духа, несмотря на протесты жены, насильно потащил ее в
Иерусалим — хотя прежде так настроил против себя Раймонда, что тот отказался
принимать какое-либо участие в Крестовом походе. Несомненно, он разрешил
ситуацию с наименьшими возможными потерями, но подобный эпизод, да еще имевший
место в такой момент, пагубно сказался на его репутации. Он и негодующая
Элеонора прибыли в Иерусалим в мае, вскоре после Конрада; там их приняли со
всеми подобающими церемониями королева Мелисенда и ее сын Балдуин III, которому
к тому времени исполнилось восемнадцать лет. Французская правящая чета
оставалась в городе примерно месяц, прежде чем отправиться на общий сбор всех
крестоносцев, созванный 24 июня в Акре с целью обсудить план действий. Им не
потребовалось много времени, чтобы прийти к решению: все силы должны быть
брошены на захват Дамаска.
Почему они избрали именно Дамаск в качестве первой цели, мы не поймем
никогда. Это было единственное влиятельное арабское государство во всем Леванте,
враждовавшее с Нур-ад-дином; в качестве такового Дамаск мог и должен был стать
бесценным союзником для франков. Нападая на него, они вынуждали его, против его
воли, присоединиться к мусульманской конфедерации Нур-ад-дина и таким образом
подготавливали собственное крушение. П
|
|