|
е, что сама его личность лась аргументом
более убедительным, чем все его речи», днако этот аргумент оказался
недостаточно весомым. Реакция алов разочаровала короля. У них имелись
собственные обя-ости дома, с которыми следовало считаться. Кроме того, дя по
рассказам, которые они слышали о жизни за морем, их ные соотечественники,
возможно, сами навлекли на себя есчастье. Не лучше ли позволить им самим
потрудиться для собственного спасения? Практичный церковник, аббат Сугерий из
Сен-Дени, бывший наставник короля, тоже высказался про-предложения Людовика. Но
тот уже принял решение. Если он не может наполнить сердца и мысли своих
вассалов кре-стоносным пылом, надо найти кого-то, кому удастся это сде-•лать.
Он написал папе, что принимает его приглашение, а затем, разумеется, послал за
аббатом из Клерво.
Бернар, который всегда проявлял горячий интерес к делам Святой земли,
принял эту просьбу близко к сердцу, хотя усталость и подорванное здоровье и
вынуждали его искать покоя и отдохновения в собственном аббатстве, он
откликнулся на призыв с тем лихорадочным жаром, который сделал его на четверть
века главным духовным авторитетом в христианском мире. Он охотно согласился
организовать Крестовый поход во Франции и обратиться к собранию,, которое
король созовет на следующую Пасху в Везеле.
Сразу же магия его имени начала работать, и к назначенному дню мужчины
и женщины из всех уголков Франции съехались в маленький городок. Поскольку
кафедральный собор не мог вместить всех, на склоне холма спешно возвели большой
деревянный помост. (Он простоял до 1789 г., когда его разрушили революционеры.)
Отсюда утром Вербного воскресенья, 31 марта 1146 г., Бернар обратился к
большому количеству собравшихся с одной из самых судьбоносных своих речей. Его
тело, пишет Одо, было столь хрупким, что казалось, на нем уже лежала печать
смерти. Рядом с ним стоял король, уже поместивший на грудь крест, который
папаприслал ему, узнав о его решении. Они вдвоем поднялись ни помост, и Бернар
начал говорить.
Текст увещевания, которое он произнес, не дошел до нас; но в случае
Бернара воздействие на слушателей оказывала скорее манера говорить, чем сами
слова. Все, что мы знаем, — его голос разносился над лугом, «как звук небесного
органа», и по мере того, как он говорил, толпа, вначале молчаливая, начала
кричать, требуя крестов для себя. Их связки, завернутые в грубую ткань, уже
были приготовлены, а когда запас кончился, аббат сбросил собственное одеяние и
начал рвать его на лоскуты, чтобы сделать новые. Другие последовали его примеру,
и Бернар со своими помощниками шили, пока не опустилась ночь.
Среди новоиспеченных крестоносцев были мужчины и женщины50 из всех
слоев общества — в том числе многие вассалы, которых Людовику не удалось
пробудить от апатии всего три месяца назад. Вся Франция, казалось, заразилась
духом Бернара; и он мог с понятной гордостью — и забыв прежнее возмущение —
писать папе Евгению:
«Вы приказали, а я подчинился... Я провозгласил и говорил; и теперь
число их (крестоносцев) умножилось неизмеримо. Города и замки опустели, и семь
женщин с трудом могут найти одного мужчину, столь много оказалось вдов, чьи
мужья еще живы».
Это было воистину замечательное достижение. Никто более в Европе не
сумел бы такого совершить. И все же, как показало дальнейшее развитие событий,
Бернару лучше было этого не делать.
Успех в Везеле подействовал на святого Бернара возбуждающе. Он больше
не думал о возвращении в Клерво. Вместо этого он отправился через Бургундию,
Лотарингию и Фландрию в Германию, призывая к Крестовому походу в переполненных
церквях на всем пути своего следования. Его логика, как всегда Прямолинейная,
временами казалась пугающей. В письме к немецкому духовенству он заявлял:
«Если Господь обращается к столь ничтожным червям, как вы, ради защиты
своего наследия, не думайте, что Его длань стала короче или утратила силу...
Разве не есть это самое прямое и ясное указание Всевышнего, что Он дозволяет
убийцам, обольстителям, прелюбодеям, лжесвидетелям и другим преступникам
послужить Ему ради их собственного спасения?»
К осени вся Германия тоже горела воодушевлением; и даже Конрад, который
вначале твердо отказался принимать какое-либо участие в Крестовом походе,
раскаялся после рождественского порицания со стороны Бернара и согласился
принять крест51.
Папа Евгений воспринял эту последнюю новость с некоторой тревогой. Не в
первый раз аббат из Клерво превысил свои полномочия. Ему было поручено
проповедовать Крестовый поход во Франции; насчет Германии ничего не говорилось.
Немцы и французы не ладили — они постоянно ссорились, — а их неизбежная борьба
за главенство легко могла погубить все предприятие. Кроме того, Конрад
требовался папе в Италии; как еще он мог вернуться в Рим? Но теперь папа не мог
ничего изменить. Обеты были приняты. Едва ли стоило расхолаживать будущих
крестоносцев до того, как войска хотя бы выступят.
Во Франции тем временем Людовик VII вовсю занимался приготовлениями. Он
уже отправил письма Мануилу Комнину и Рожеру Сицилийскому, чтобы заручиться их
поддержкой. Мануила, как бы ему ни нравились отдельные представители Запада и
западный образ жизни, перспектива прохода через его империю
недисциплинированных франкских армий совершенно не радовала. Он знал о
проблемах, которые Первый крестовый поход создал его деду пятьдесят лет назад,
— вторжение в Константинополь орд латинских головорезов и варваров, каждый из
которых ожидал, что визан тийцы поселят, накормят и даже оденут его, причем
бесплатно; высокомерие их предводителей, отказывавшихся приносить императору
присягу за свои новые восточные владения, что во многих случаях означало просто
замену одних враждебных соседей другими. Конечно, данишмендиды доставляли ему
как раз сейчас много хлопот; и если предположить, что новая волна крестоносцев
по
|
|