представлен? В результате часовня получила 
украшение, которое поистине увенчало ее славу и совершенно неожиданное для 
христианской церкви — сталактитовый деревянный свод в классическом исламском 
стиле, ничуть не уступающий тем, что можно видеть в Каире и Дамаске, затейливо 
украшенный самым ранним дошедшим до нас образчиком арабской живописи.
        И притом не только орнаментальной. К середине XII в. некоторые школы в 
арабском искусстве отошли — главным образом благодаря персам, которые никогда 
не разделяли их педантизма, — от древнего запрета на изображение человеческих 
фигур, а общая атмосфера терпимости, характерная для Палермо, подтолкнула 
мастеров к дальнейшим поискам. Стоя внизу, трудно разобрать детали, но, глядя в 
карманный бинокль, обнаруживаешь среди сплетения звериных и растительных 
орнаментов и куфических надписей во славу короля бесчисленные очаровательные 
сценки из восточной жизни и мифологии. Некоторые люди едут на верблюдах, другие 
убивают львов, а третьи наслаждаются пиршествами в своих гаремах; еды и 
напитков везде в изобилии. Множество драконов и чудовищ; один человек — может 
быть, Синдбад? — сидит на спине огромной четырехлапой птицы, прямо как у 
Иеронима Босха.
        И все же самое сильное впечатление на посетителя производит скорее 
целое, нежели отдельные детали, поэтому Палатинскую капеллу следует оценивать 
не как собрание разных элементов, но как нечто единое. Это творение несет в 
себе след глубокого и искреннего благочестия. Ни один другой храм не сияет 
таким великолепием, и ни один не отвечает настолько полно своему предназначению.
 Это часовня, построенная королем для королей, чтобы в ней молиться. Однако в 
первую очередь она является домом Божьим. Королевский помост поднят до уровня 
хоров, но не алтаря. Ограниченный мраморными балюстрадами, с инкрустациями 
александрийского стиля на заднем плане, завершающимися огромным 
восьмиугольником из порфира, который создает нимб вокруг головы сидящего на 
троне монарха, он находится в западном конце, внушительный и величавый. Но 
прямо над помостом имеется другой трон; он обрамлен не мрамором, а золотом; и 
на нем восседает воскресший Христос. Весь блеск, все многоцветье красок, вся 
игра зелени и алого, все переливы сияющей мозаики на стенах создают не ощущение 
пышности, но ощущение высокой тайны, говорят не о королевской гордости, но о 
смирении человека перед Творцом. Мопассан хорошо выбрал метафору: войти в 
Палатинскую капеллу — все равно что войти в жемчужину. И ему, может быть, 
следовало бы добавить, что это жемчужина из небесной короны.
       
      Часть вторая
      ПОЛДНЕВНОЕ КОРОЛЕВСТВО
       
       Глава 5
       РОЖЕР — КОРОЛЬ
       
        Но когда земли приобретены в областях, где имеются различия в языке, 
обычаях и законах, необходимо везение и много тяжелой работы, чтобы их удержать.

        Н. Макиавелли. Государь. Кн. Ш
        
        Не только историку, оценивающему прошлое с высоты своего знания и опыта,
 1140 г. представляется важным рубежом в царствовании Рожера. Сам король, 
по-видимому, ясно сознавал, что после десяти лет острейшей борьбы — лет, за 
которые он изведал множество разочарований, предательств и поражений, — его 
первая великая задача выполнена. Наконец его королевство принадлежало ему. 
Самые упорные вассалы, не признававшие его власти, умерли, потеряли свои земли 
или отправились в изгнание. Мелкие стычки продолжались еще несколько лет, 
особенно в Абруццо и Кампании, где еще предстояло установить четкие границы с 
папским государством на севере. Но этим предстояло заняться сыновьям Рожера — 
Рожеру Апулийскому и Альфонсо Капуанскому; они были уже достаточно взрослыми, 
чтобы присмотреть за собственными владениями. И при всех обстоятельствах 
безопасности всего королевства более ничто не угрожало.
        Теперь появилась возможность воплотить в жизнь вторую часть 
грандиозного плана Рожера. Страна была объединена и умиротворена; теперь 
следовало дать ей законы. Одиннадцать лет назад в Мельфи Рожер связал баронов и 
церковных иерархов южной Италии клятвой верности, наметив в самых общих чертах 
контуры той политической и судебной системы, в соответствии с которой он 
собирался править. Но теперь 1129 г. казался далеким прошлым. Слишком многое с 
тех пор произошло — слишком много клятв нарушено, слишком много предательств 
совершено. Лучше было начать с начала.
        В первые шесть месяцев 1140 г. Рожер готовил новое законодательство в 
Палермо. Поскольку оно должно было использоваться во всех частях королевства, 
Рожер с удовольствием провозгласил бы его в своей столице, но он этого не делал.
 Самые могущественные и независимые его вассалы жили на континенте. Именно их 
свободу ограничивала его королевская власть и кодекс законов, с помощью которых 
он собирался проводить ее в жизнь. В июле Рожер отправился на корабле в Салерно 
и в конце месяца, после краткого обмотра новых приобретений своего сына в 
Абруццо, направился через горы в Ариано23, где его ждали все главные его 
вассалы.
        Две сохранившиеся копии арианских ассиз нашлись всего сто лет назад — 
одна в архивах Монте-Кассино, а другая в Ватикане, — и лишь тогда стало понятно 
их значение24. Более разноплановые и действенные, чем клятва, произносившаяся в 
Мельфи, эти установления составляют корпус законов, который, хотя многое в нем 
взято непосредственно из кодекса Юстиниана, остается уникальным для раннего 
Средневековья в том плане, что охватывает все аспекты деятельности Рожера как 
правителя. Две особенности