так долго отвлекали на себя грозную силу Василия II и 
принесли ему титул Болгаробойца, теперь закончились. Папская область 
представляла собой лакомую добычу. Если бы Боиоаннес пересек реку Гарильано, 
никаких преград не стояло бы между ним и воротами Рима; а коварное семейство 
Кресченти, давние враги графов Тускуланских, сумели бы извлечь выгоду из этой 
беды. Уже сто пятьдесят лет папы не посещали земель к северу от Альп, но, после 
того как новость об измене Монте-Кассино дошла до него, Бенедикт больше не 
колебался. В начале 1020 г. он отправился в Бамберг, чтобы обсудить ситуацию со 
старым другом и союзником Генрихом II.
        Читая о Бенедикте и Генрихе, невозможно избавиться от мысли, что папе 
следовало быть императором, а императору - папой. Генрих Святой полностью 
заслужил прозвище, хотя едва ли заслуживал канонизации: поводом для нее стало 
главным образом унылое целомудрие, которое он соблюдал в отношениях со своей 
женой Кунигундой Люксембургской. Его набожность была щедро приправлена 
суевериями, но он был глубоко верующим человеком и имел две главные страсти в 
жизни - строительство церквей и религиозные реформы. Эти духовные занятия, 
однако, не избавляли его от необходимости управлять громадной империей. 
Невзирая на постоянное вмешательство Генриха в дела, церкви, он и Бенедикт были 
друзьями с 1012 г., когда Генрих, тогда еще только король Германии3, поддержал 
Бенедикта на папских выборах против его соперников Кресченти. Их дружба 
укрепилась после того, как Бенедикт, в свою очередь, поддержал Генриха и в 1014 
г. короновал их с Кунигундой имперской короной, позже основой этой дружбы были 
политические взгляды Бенедикта и религиозные - Генриха. Тогда еще ничто не 
предвещало той долгой и изнурительной борьбы между империей и папством, которая 
должна была вскоре начаться и достичь своего апогея при Фридрихе II, два 
столетия спустя; на тот момент обе силы находились в согласии. Угроза одной 
была угрозой другому.
        Бенедикт прибыл в Бамберг накануне Пасхи 1020 г., и после пышных 
празднеств в новом кафедральном соборе Генриха они с императором перешли к 
делам. Вначале они попытались привлечь к сотрудничеству Мелуса, чье знание 
политической ситуации в южной Италии, а также сильных и слабых сторон 
византийской политики могло им пригодиться; но неделю спустя после приезда папы 
"герцог Апулийский" внезапно угас, и Генриху с Бенедиктом пришлось действовать 
самостоятельно. Для решительного Бенедикта план действий был ясен: Генрих сам 
должен повести крупные военные силы в Италию. Эта экспедиция, к которой в 
нужный момент присоединится сам папа, не преследовала цели полностью вытеснить 
Византию из Италии - для этого время еще не пришло, - но должна была 
продемонстрировать, что Западная империя и папство являются силами, с которыми 
следует считаться, и они готовы защищать свои права. Подобный шаг мог повлиять 
на маленькие города или мелких лангобардских баронов, которые еще не выбрали, 
на чью сторону встать, и одновременно убедить Боиоаннеса, что любое дальнейшее 
продвижение грозит ему гибелью.
        Генрих, хотя в целом одобрил этот план, не был полностью убежден. 
Деликатность ситуации состояла в том, что греки фактически оставались на своей 
территории, даже если император формально этого факта не признавал. Последние 
действия Византии явились результатом лангобардского бунта и расцениваться как 
агрессия едва ли могли. Поведение лангобардских герцогств и Монте-Кассино 
действительно давало повод для гнева, но, как Генрих прекрасно знал, они 
слишком ценили свою независимость, чтобы стать сателлитами Византии. Ради них 
одних не стоило организовывать военную экспедицию такого масштаба, как 
предлагал Бенедикт. В результате папа вернулся в июне в Италию, так и не 
получив от императора конкретного ответа.
        В течение года Генрих колебался, и в течение года все было спокойно. 
Затем в июне 1021 г. Боиоаннес нанес удар. По предварительному соглашению с 
Пандульфом греческое войско вступило на капуанскую территорию и спустилось по 
реке Гарильано до башни, которую Даттус с группой своих соратников-лангобардов 
и небольшим отрядом все еще верных им нормандцев сделал к тому времени своей 
штаб-квартирой и в которой - полагаясь, вероятно, на защиту папы - он продолжал 
оставаться даже после измены Капуи и Монте-Кассино. (Никогда ни в это время, ни 
в какую другую пору своей жизни Даттус не проявлял признаков интеллекта.) Башня 
была построена для защиты от сарацин. Для этой цели она вполне подходила, но не 
могла выстоять против хорошо вооруженного греческого войска. Даттус и его люди 
доблестно сражались два дня, но на третий им пришлось сдаться. Нормандцев 
пощадили, но все лангобарды были казнены. Самого Даттуса доставили в Бари; там 
его в цепях провезли по улицам на осле, а вечером 15 июня 1021 г. зашили в 
мешок вместе с петухом, обезьяной и змеей и бросили в море.
        Вести о случившемся быстро достигли Рима и Бамберга. Бенедикт, 
считавший Даттуса своим личным другом, был глубоко возмущен этим новым 
предательством со стороны Пандульфа и аббата Атенульфа, которые, по слухам, 
получили щедрое вознаграждение за то, что сдали в руки врагов своего 
соотечественника, последнего, кто мог поднять знамя борьбы за независимость 
лангобардов. Более того, именно папа посоветовал Даттусу укрыться в башне и 
договорился с монахами Монте-Кассино, чтобы ему предоставили это убежище. Была 
задета честь папства, а такого Бенедикт не мог простить. Тон его писем в 
Бамберг, которыми он забрасывал Генриха со времени своего возвращения в Италию, 
стал еще более резким. История с Даттусом была только началом; успех этой 
операции воодушевит греков и прибавит им дерзости. Следует предпринять 
решительные действия, пока не поздно. Генрих более не колебался. На рейхстаге в 
Ниймагене в июле 1021 г. было решено, что император должен вести армию в Италию 
быстро, как только возможно. Остаток лета и вся осень ушли на подготовку, и в 
следующем декабре огромное войско выступило в поход.
        Экспедиция первоначально задумывалась