|
татов.
Ибн аль-Хавас с остатками своей армии - И) вероятно, с женой Ибн ат-Тимнаха -
находились в безопасности в своей цитадели, и у нормандцев, как и ранее, не
было никакой возможности вытеснить их оттуда; и хотя Роберт взял крепость в
осаду даже прежде, чем раненых нормандцев вынесли с поля битвы, все понимали,
что это - занятие трудное и долгое. Тем временем, однако, вести о битве быстро
распространились по близлежащим долинам, и мало кто из местных вождей разделял
решимость своего эмира. Вскоре первый из них появился в лагере Гвискара, и в
последующие недели они приходили во множестве, со склоненными головами, с
руками, скрещенными на груди, ведя с собой мулов, нагруженных подарками и данью.
Их стремление официально подтвердить свою покорность едва ли может удивлять;
они были теперь беззащитны, в то время как нормандцы, верные своей привычной
осадной тактике, совершали ежедневные набеги, грабя и разоряя всю округу и
терроризируя местное население всеми возможными способами. Приближалось время
урожая, но мусульманские крестьяне надеялись получить много от своих сожженных
полей и опустошенных виноградников. Ибн аль-Хавас, всматриваясь в темноту
летней ночи из-за своей осажденной твердыни, наверное, видел пламя от горящих
дворов и усадеб, пылающее далее ярче, чем огни нормандского лагеря прямо под
скалой. Едва ли это зрелище увеличивало его отчаяние, ибо он уже потерял
гораздо больше. Но он, вероятно, догадывался, что для него и его народа это
начало конца: Сицилия никогда не будет такой, как прежде.
Но пока время работало на эмира. Роберт Гвискар не мог в существующих
обстоятельствах предпринимать зимнюю кампанию; он зашел в своих притязаниях
слишком далеко, а ему еще нужно было объединить и упорядочить вновь обретенные
владения, чтобы спокойно вернуться на материк. После двух месяцев осады в
условиях безжалостного сицилийского лета Энна оставалась столь же неприступной
и непоколебимой, и нормандцы начали терять терпение. Непоседливый Рожер устал
от бездействия и умчался с тремя сотнями людей в очередную так называемую
разведывательную экспедицию, разграбив и разорив все, что попалось ему на пути,
вплоть до самого Агридженто, и вернулся с добычей, которой хватило бы на целую
армию. Это, безусловно, было ценным утешением, но Роберту стало ясно, что осаду
пора снимать. В июле или в начале августа Гвискар дал сигнал и, к облегчению и
осаждавших, и осажденных, повел своих людей вниз по долине - туда, откуда они
пришли.
С такой небольшой армией, при том что многие из его людей ныне хотели
вернуться в свои апулийские дома, Гвискар не мог надеяться удержать хотя бы
часть территорий аль-Хаваса. Но дальше на север лежала "ничья земля", которая,
хотя формально принадлежала Ибн ат-Тимнаху, постоянно страдала от вторжений его
соперника. Местные христиане-греки умоляли Роберта оставить у них постоянный
гарнизон и без особого труда уговорили некоторых самых бедных нормандских
рыцарей осесть на сицилийской земле. И таким образом, осенью 1061 г. неподалеку
от развалин древнего Алунтия, в нескольких милях от северного побережья, была
построена первая в Сицилии нормандская крепость. Расположенная в предгорьях
Неброди, она охраняла перевал, который являлся наиболее вероятным направлением
сарацинских атак, и представляла для местных жителей одновременно эффективную
защиту и ежедневное напоминание о силе нормандцев. В последующие годы эта
крепость превратилась в преуспевающий городок, каковым она остается и сегодня.
О подвигах Роберта Гвискара здесь напоминают не только руины замка, но и имя -
Сан-Марко-д'Алунцио, которое он дал крепости в память о другом Сан-Марко, в
Калабрии, где всего пятнадцать лет назад начался его путь.
Вернувшись в Мессину, Роберт Гвискар застал там Сишельгаиту, которая
после недолгой инспекционной поездки по новым владениям мужа с триумфом
препроводила его в Апулию праздновать Рождество. Рожер сопровождал их до Милето
в Калабрии, где располагалась его главная материковая резиденция, но он не мог
отдыхать... Сицилия влекла его к себе. Там было так много работы - или, точнее,
так много неиспользованных возможностей. К началу декабря он снова высадился на
острове с двумя с половиной сотнями соратников. Они во второй раз пронеслись
ураганом по землям Агридженто и свернули на север, к Тройне, еще более
неприступной и могучей крепости, нежели Энна. К счастью, там жили в основном
греки, и они сразу открыли ворота армии Рожера. Здесь он провел Рождество и
здесь же узнал, к своей радости, что его возлюбленная, сохранившая чувства к
нему с юных лет, когда он еще жил в Нормандии, приехала в Калабрию, где она
ждет его возвращения и надеется, как надеялась всегда, стать его женой.
Юдифь из Эвро была дочерью двоюродного брата Вильгельма Завоевателя.
Когда она и Рожер встретились впервые, о браке между нею и младшим и беднейшим
представителем весьма скромного рода Отвилей не могло быть и речи; но с тех пор
многое изменилось. Между герцогом Вильгельмом и Робертом де Гранменилем,
сводным братом и опекуном Юдифь, настоятелем крупного нормандского монастыря
Сент-Эвро, вспыхнула жестокая вражда. В результате Роберт бежал с Юдифь, ее
братом и сестрой и одиннадцатью верными монахами сперва в Рим, где он пытался
искать справедливости у папы, а затем к своим землякам на юг. Роберт Гвискар
принял их хорошо. В стремлении ослабить власть греческих монастырей в Калабрии
он поощрял создание латинских монашеских общин везде, где это было возможно, и
сразу же основал с большими пожертвованиями аббатство Святой Ефимии в Калабрии,
хранившее и продолжавшее прославленные литургические и музыкальные традиции38.
Но у Рожера были свои планы. К этому времени он стал второй по значимости и
богатстве фигурой после самого Гвискара. Лишь немногие аристократические семьи
Европы сочли бы его теперь неподходящим женихом. Узнав о приезде Юдифь, он
немедленно помчался в Калабрию и обнаружил, что она ждет его в маленьком городе
Сан-Мартино-д'Агри. Они обвенчались сразу же. Рожер затем отвез ее в Милето,
где торжественно отпраздновал свое бракосочетание - при участии в лучших
традициях С
|
|