шенно независимо от абстрактной духовной цели - спасения 
собственной души. Дополнительная выгода состояла в том, что по возвращении из 
Палестины они могли высадиться в Бари или Бриндизи и оттуда проследовать вдоль 
берега до храма Архангела, ибо архангел Михаил не только был хранителем 
мореплавателей и уже потому заслуживал благодарности, но и занимал особое место 
в сердцах нормандцев как патрон их собственного большого аббатства на 
Мон-Сен-Мишель.
         
        Таким путем, очевидно, следовали сорок с лишним нормандских паломников, 
которые нанесли свой судьбоносный визит на гору Сан-Анджело в 1016 г. По 
крайней мере, так свидетельствует Вильгельм из Апулии, написавший, по поручению 
папы Урбана II, "Историческую поэму о деяниях нормандцев в Сицилии, Апулии и 
Калабрии" в самом конце XI столетия. Рассказ Вильгельма, отлитый в изящные 
латинские строки, начинается с описания того, как к паломникам приблизился в 
пещере странный человек, одетый на греческий манер в рясу и шапочку. Он им не 
очень понравился, а его одежду они сочли женоподобной; но его историю выслушали.
 Незнакомца, как выяснилось, звали Мелус; он был знатным лангобардом, 
отправившимся в изгнание после того, как возглавил неудачное восстание против 
Византийской империи, которая в то время держала под своей властью большую 
часть южной Италии. Он мечтал добиться независимости для своей родины, и этого, 
по его убеждению, нетрудно было достичь; все, что требовалось, - это помощь 
нескольких отважных молодых воинов, подобных его собеседникам. Против 
объединенной лангобардско-нормандской армии греки не выстоят, а лангобарды не 
забудут своих союзников.
        Трудно представить, что жалость была главным чувством в сердцах 
паломников, когда они вышли на солнечный свет и поглядели на широкую долину 
Апулии, лежащую заманчиво у их ног. Они не могли тогда предвидеть, сколько 
великих деяний предстоит совершить и какие далеко идущие последствия это будет 
иметь; но они наверняка понимали, какие громадные возможности открываются за 
предложением Мелуса. Это был шанс, которого они ожидали, - богатая плодородная 
страна, в которую их приглашали, почти умоляли прийти, предоставляла 
неограниченный простор для того, чтобы проявить свою доблесть и достичь успеха. 
Более того, их действия были оправданы с точки зрения законной и религиозной, 
поскольку речь шла об освобождении покоренного народа от чужеземного угнетения 
и восстановлении на юге Италии римской церкви, вместо презренного 
константинопольского лжеучения. Должны были пройти годы, прежде чем эта жажда 
славы оформилась в ясные планы завоевания, и еще больше времени до того, как 
эти амбиции были столь блистательно осуществлены, а пока требовалось 
закрепиться в стране, а для этого призыв к борьбе за независимость Ломбардии 
был так же хорош, как всякий другой.
        Итак, нормандцы обещали Мелусу, что окажут ему помощь, о которой он 
просит. Сейчас их слишком мало, и они пришли в Апулию как паломники, поэтому 
недостаточно экипированы, чтобы участвовать в военной кампании. Поэтому они 
должны вернуться в Нормандию, но только на время, которое необходимо, чтобы 
совершить подобающие приготовления и собрать соратников. В следующем году они 
вернутся, чтобы присоединиться к своим новым лангобардским друзьям и начать 
великое предприятие.
        Патриотизм Мелуса тем более понятен, что лангобарды могли гордиться 
своей долгой и славной историей. Они явились как племя полуварварских 
завоевателей из северной Германии и расселились к середине VI в. на территории, 
которая до сих пор носит их имя, основав процветающее королевство со столицей в 
Павии. Одновременно их соплеменники продвинулись дальше на юг и основали 
полунезависимые герцогства в Сполетто и Беневенто. Двести лет все шло хорошо, 
но в 774 г. Карл Великий вступил в Италию, взял Павию и королевству пришел 
конец. Средоточием ломбардской культуры и традиций теперь стали герцогства, 
особенно Беневенто, которое вскоре превратилось в принципат и - хотя формально 
находилось под сюзеренитетом папы по дарственной Карла Великого - сохраняло 
старые лангобардские обычаи. Здесь, на перекрестке двух важнейших римских дорог 
на юг - Виа-Аппиа и Виа-Траяна, где стоит великолепная триумфальная арка Траяна,
 лангобардская аристократия постепенно копила богатства и укрепляла свое 
имущество, так что к 1000 г. три властителя из Беневенто, Капуи и Салерно 
числились самыми могучими правителями на полуострове. Их дворцы блистали 
византийской роскошью, а их основным занятием были бесконечные заговоры с целью 
достичь извечной мечты - единого и независимого лангобардского королевства на 
территории всей южной Италии. Имея в виду эту цель, они признавали верховное 
главенство то Латинской империи Запада, то Византийской империи Востока 
(Беневенто время от времени еще отвечал неискренними заверениями на притязания 
папы), чтобы настроить одних своих сюзеренов против других. И естественно, они 
никогда не упускали возможности поддержать лангобардских сепаратистов на 
территории своих византийских соседей.
        У Византийской империи долгое время были проблемы в Италии. Едва успели 
армии Юстиниана и его преемника изгнать остготов с полуострова в VI в., как 
обнаружилось, что его оккупировали прежние союзники Византии - ломбарды. 
Быстрые действия еще могли спасти ситуацию, но в тот момент Константинополь был 
занят дворцовыми интригами и ничего не предпринял. Между тем ломбарды наступали.
 В 751 г. у них хватило сил, чтобы изгнать византийского экзарха из Равенны, и 
с этого момента под греческим влиянием оставались только Калабрия, "пятка" 
Италии вокруг Отранто и несколько торговых городов на западном берегу, главными 
из которых были Неаполь, Гаэта и Амальфи. Вначале эти города представляли собой 
просто процветающие колонии империи, но со временем они превратились в 
наследственные герцогства, еще в основном греческие по языку и культуре, 
признающие виза