ез. Готфрид, 
единственный оставшийся в живых из его старших братьев в Италии, ничем 
особенным не отличался; два младших брата - Вильгельм, граф Принчипате, и Можер,
 граф Капитанаты, - недавно прибыли в Италию и позаботились о себе сами, 
особенно Вильгельм, который уже отнял у князя Салерно замок в Сан-Никандро 
около Эболи. Но ни они, ни другие нормандские бароны не могли сравниться с 
Гвискаром могуществом и авторитетом. Как и предвидел Хэмфри, он был бесспорным 
кандидатом на роль предводителя. Еще до избрания он захватил земли своего 
племянника и подопечного Абеляра и присоединил их к собственным обширным 
владениям; и когда в августе 1057 г. нормандцы, собравшиеся в Мельфи, формально 
провозгласили его преемником его брата и все собственные владения Хэмфри 
перешли к нему, он стал крупнейшим землевладельцем и самой могущественной 
фигурой на юге Италии. На это ему потребовалось одиннадцать лет.
        Но, хотя Роберт Гвискар был теперь главным, его основной соперник 
Ричард из Аверсы не сильно отставал. Нормандцы из Мельфи и Аверсы по-прежнему 
представляли собой два отдельных сообщества, и Ричард, соответственно, не мог 
считаться претендентом на апулийское наследство - у него хватало других забот. 
Молодой Гизульф из Салерно, несмотря на то, что его дядя Ги из Салерно всеми 
силами старался сдержать его, с момента вступления на трон настаивал на 
противостоянии нормандцам любыми возможными способами. Это было недальновидно, 
поскольку, особенно после Чивитате (где салернцы демонстративно не 
присутствовали), у лангобардских правителей южной Италии не осталось надежды 
выстоять под нормандским натиском. Политика сотрудничества, которую столь 
успешно проводил его отец Гвемар, была теперь жизненно необходима, если он 
хотел сохранить независимость Салерно. Однако Гизульф вступил в вооруженный 
конфликт с Ричардом из Аверсы и сумел сохранить свои трон только благодаря 
недолгому союзу с Амальфи; при этом Ричард на севере, а Роберт и Вильгельм де 
Отвили на юге опустошали его приграничные территории, урезая понемногу его 
владения почти до пределов города.
        Дни Салерно были сочтены, но не это лангобардское княжество первым 
попало в руки нормандцев, С 1052 г. Ричард положил глаз на Капую, где правил 
молодой князь Пандульф, сын Волка из Абруццо, не унаследовавший ни военной 
доблести, ни политического мышления от своего одиозного отца. Граф Аверсы 
однажды уже разбил капуанцев, поставил их на колени и вынудил выплатить семь 
тысяч золотых безантов, чтобы сохранить свободу; а когда в 1057 г. Пандульф 
умер, Ричард нанес новый удар. За несколько дней он окружил Капую укреплениями, 
отрезав горожан от полей и сельских хозяйств, от которых зависело их 
существование. Капуанцы защищались героически: "женщины подносили мужчинам 
камни и заботились о мужьях, отцы учили дочерей искусству войны, и так они 
сражались бок о бок, помогая друг другу"24. Но Капуя не была готова к осаде, и 
вскоре угроза голода заставила горожан просить мира. На этот раз вопрос о 
выкупе не стоял: Ричард хотел завладеть городом. Единственная уступка, на 
которую он пошел, состояла в том, что ключи от городских ворот и цитадели 
формально находились в руках капуанцев, и так продолжалось еще четыре года. Но 
лангобардская династия, правившая более двух веков, полностью утратила права на 
власть, и князем Капуи стал Ричард Нормандец.
        Положение Салерно теперь стало еще более безнадежным, но Ричард не 
спешил разыгрывать эту карту, при том что более легкие и немедленные 
приобретения сыпались на него отовсюду. В соседней Гаэте он сговорился о 
брачном союзе своей дочери с сыном герцога Атенульфа, но мальчик умер осенью 
1058 г., незадолго до намеченной свадьбы. Печальное событие должно было вызвать 
сочувствие у предполагаемого тестя; вместо этого новый князь Капуи напомнил 
герцогу Атенульфу о том, что, согласно лангобардским законам, четверть 
состояния мужа становилась собственностью жены после свадьбы. Притязания 
Ричарда были совершенно необоснованными: как явствует из самого названия этой 
выплаты - "моргенгаб" (утренняя плата), она могла быть выдана только на 
следующий день после свадьбы, как знак успешно прошедшей брачной ночи25. 
Атенульф, естественно, отказал и тем самым дал Ричарду требовавшийся ему повод. 
Среди скромных владений Гаэты в это время числилось небольшое графство Аквино, 
неподалеку от северных гор; в течение нескольких дней этот невинный, ни о чем 
не подозревающий город оказался в осаде, а окрестные угодья и деревни испытали 
на себе ярость нормандцев, сжигавших и разорявших все на своем пути.
        Это - типичный пример нормандской тактики в худшем ее проявлении: 
сфабриковать какое-то законное оправдание, пусть шаткое, свалить вину на 
намеченную жертву, а затем атаковать ее превосходящими силами без оглядки на 
приличия или гуманность. Такие приемы слишком хорошо знакомы в наши дни; более 
характерен для описываемого нами для народа и времени тот факт, что, когда 
осада Аквино еше продолжалась, граф Капуи счел возможным нанести свой первый 
официальный визит в Монте-Кассино, расположенный всего в нескольких милях от 
осажденного города, и был принят там как герой. Монастырь, который всегда 
составлял часть капуанской территории, как мы видели, страдал долго и жестоко 
от предшественников Ричарда; а последний из Пандульфов, хотя и был во многих 
отношениях только бледной тенью отца, продолжал по старой традиции угнетать и 
преследовать монахов с неослабной энергией. Любой завоеватель, даже нормандец, 
который избавил бы Монте-Кассино от этого ненавистного правителя, мог 
рассчитывать на радостный прием. Аматус оставил описание сцены, свидетелем 
которой он, вероятно, был:
        "И затем князь с несколькими своими людьми поднялся в Монте-Кассино, 
чтобы вознести благодарности святому Бенедикту. Его приняли с королевской 
пышностью; церковь была украшена как на Пасху, светильники горели, а монахи 
пели и звонили в колокола в честь князя... И аббат собственными руками омыл его 
ноги и возложил на него заботу о монастыре и его оборону... И он поклялся, что 
никогда не заключит мира с теми, кто попытается ли