южной Италии, двинулась 
через горы к апулийской равнине. Их первой задачей было помешать Льву IX 
соединиться с византийцами. Соответственно, они повернули от Трои на север и 17 
июня 1053 г. на берегу реки Форторе, около Чивитате, встретились с папской 
армией.
        
        Из всей истории нормандцев на юге о битве при Чивитате имеется больше 
всего надежных свидетельств. Во всех главные нормандских источниках она описана 
в деталях, и эти описания сходятся. Поразительно, что эти рассказы нормандских 
хронистов подтверждаются немецкими и ватиканскими источниками - включая письмо 
к императору Константину от самого Льва IX. Естественно, следует делать скидку 
на личные и политические пристрастия; но в целом разные версии так похожи, что 
мы можем составить ясное и точное представление о ходе событий, вплоть до 
деталей.
        Ни одна из сторон не желала сражаться немедленно. Папа хотел дождаться 
прибытия византийцев, в то время как нормандцы, которых при всей их 
беспринципности в мирских делах отнюдь не радовала перспектива обнажить мечи 
против наместника Христа на земле, надеялись уладить дело миром. Разбив лагерь, 
они направили ко Льву IX послов, смиренно изложивших ему суть проблемы и 
предложивших ему от лица нормандцев вассальную службу. Вильгельм Апулийский 
добавляет, что нормандцы признали свои прошлые ошибки и обещали лояльность и 
покорность. Но все было бесполезно.
        "Высокие длинноволосые тевтоны глумились над более приземистыми 
нормандцами... Они окружили папу и надменно заявили ему: "Прикажите нормандцам 
покинуть Италию, сложить здесь оружие и вернуться в ту землю, откуда они 
пришли". Нормандцы ушли огорченные, что им не удалось заключить мир, под 
оскорбительные выкрики немцев"21.
        И следующим утром на небольшой равнине у слияния Форторе и ее притока 
Стайны разыгралась битва. Папа Лев утверждает - ив его словах нельзя 
сомневаться, - что первая яростная атака нормандцев последовала еще до 
окончания переговоров; но следует помнить, что он сознательно тянул время, 
надеясь на прибытие Аргируса, в то время как нормандцы, тоже знавшие о 
приближении греческой армии, стремились начать битву - раз уж ей суждено 
начаться - как можно быстрее. У них была другая, даже более веская причина 
спешить: они голодали. Местные крестьяне не давали им провизии и, чтобы лишить 
их последней возможности себя обеспечить, стали собирать урожай, хотя колосья 
еще не поспели. Часто весь дневной рацион нормандских воинов составляла пара 
пригоршней зерна, подсушенного на огне. Внезапная атака была единственным 
возможным выходом в подобной ситуации.
        Наступление началось на правом фланге нормандцев, и возглавлял его 
Ричард из Аверсы. Перед ним располагались итальянцы и лангобарды из папской 
армии. Вильгельм Апулийский пишет, что это разношерстное подразделение 
построилось без всякого намека на военный порядок, солдаты не имели никакого 
представления о том, как надо стоять в боевом строю, и Ришар прошел сквозь них 
как сквозь масло. После первого столкновения они растерялись и без дальнейших 
церемоний бежали с поля битвы, преследуемые графом Аверсы и его людьми. Однако 
Хэмфри де Отвиль, который командовал центром, встретил достойного противника - 
швабов Льва IX. Атаки нормандцев разбивались об их нерушимый строй, а в ближнем 
бою они пускали в ход свои двуручные мечи с таким мужеством и решительностью, 
которых нормандцы не встречали с тех пор, как прибыли в Италию.
        Левым крылом нормандской армии командовал Роберт Гвискар, и оно 
включало отряд, который он привел с собой из Калабрии. Они должны были 
оставаться в резерве и затем вступить в бой в любом месте, где потребуется 
подкрепление. Приведем строки Вильгельма из Апулии в переводе, автор которого 
попытался, не отступая от смысла оригинала, отчасти воспроизвести своеобразие 
латинского гекзаметра:
        
        Роберт в то время, увидев, что брат его начал суровую сечу,
        Окруженный врагами упорными, что перед ним не отступят,
        Войско Жирара призвал, союзника верною из Буональберго,
        И тех, кто ему самому подчинялся, жестокие рати,
        Доблесть и силу великую бросил он в битву.
        Копье его гибель несло; и падали головы в сече,
        Столкнувшись с востренным мечом, - на руках его раны горели,
        Но все же копье в левой длани сжимал он, меч - в правой, как ярая 
молния быстрый,
        Разил наступающих недругов справа и слева.
        Трижды он падал с коня, трижды вновь поднимал ногу в стремя;
        Огнь в его сердце пылал, указуя путь к славной победе,
        Подобно свирепому льву, что ярится и в бешенстве кружит,
        Если видит, что жертва ему непокорство являет,
        Восстает, в своем гневе и мощи, и не разбирая дороги несется,
        В клочки раздирая любого, кто случайно окажется рядом.
        Вот и Роберт великий нес смерть швабским ордам, противникам стойким.
        Разил так и эдак, здесь ноги срубал по ступни у героев.
        Там руки и головы прочь отсекал, или торс многомощный
        Разрубал от груди сверху донизу, или под ребра копье
        В ярости, сечной вонзал безголовому телу.
        Так высокие воины, членов лишившись, сравнялись размерами с теми,
        Кто был ниже ростом, дабы все могли видеть, что пальмой ветви победной
        Достойны не только гиганты.
        
        Однако окончательно решило исход сражения не столько мужество Роберта и 
Хэмфри, сколько появление Ричарда из Аверсы, вернувшегося после жестокого 
преследования итальянцев и лангобардов. Он и его соратники снова бросились в 
бой, и прибытие этого неожиданного подкрепления разрушило последние надежды 
папистов. Но даже теперь немецкий контингент отказывался сдаться; те самые 
высокие длинноволосые тевтоны, которые смеялись над приземистостью нормандцев и 
настаивали, чтобы папа отказался от их мирных предложений, продолжал