ающий религии, не умеет отводить ни с помощью 
жертвоприношений, ни очистительными обетами. На небе бились враждующие рати, 
багровым пламенем пылали мечи, низвергавшийся из туч огонь кольцом охватывал 
храм. Внезапно двери святилища распахнулись, громовый, нечеловеческой силы 
голос возгласил: «Боги уходят», — и послышались шаги, удалявшиеся из храма. Но 
лишь немногим эти знамения внушали ужас; большинство полагалось на пророчество, 
записанное, как они верили, еще в древности их жрецами в священных книгах: как 
раз около этого времени Востоку предстояло якобы добиться могущества, а из 
Иудеи должны были выйти люди, предназначенные господствовать над миром. Это 
туманное предсказание относилось к Веспасиану и Титу, но жители, как вообще 
свойственно людям, толковали пророчество в свою пользу, говорили, что это 
иудеям предстоит быть вознесенными на вершину славы и могущества, и никакие 
несчастья не могли заставить их увидеть правду. Всего осажденных, считая людей 
обоего пола и всех возрастов, было, как сообщают, около шестисот тысяч. Оружие 
роздали всем, кто был в состоянии его носить, и необычно большое по отношению 
ко всему населению города число людей решилось им воспользоваться. Равное 
упорство владело мужчинами и женщинами, и жизнь вдали от Иеросолимы казалась им 
не менее страшной, чем смерть. Вот против какого города и какого народа начал 
борьбу Цезарь Тит; убедившись, что местоположение Иеросолимы не дает 
возможности взять ее штурмом или внезапным налетом, он решил действовать с 
помощью осадных сооружений и насыпей. Каждый легион получил свое особое задание,
 и стычки под стенами города были прерваны на время, которое потребовалось для 
постройки осадных машин всех возможных видов, и изобретенных древними, и 
придуманных современными мастерами.
      14.  Между тем разбитый под Колонией Тревиров Цивилис950 пополнил свои 
войска германцами и расположился возле Старых лагерей. Позиция эта была 
выгодной для обороны, к тому же именно здесь варвары в свое время одержали 
победу, и воспоминания о ней наполняли их души уверенностью. Цериал двинулся 
туда же во главе войска, численность которого тем временем удвоилась: в него 
влились второй, шестой и четырнадцатый легионы; отдельные когорты и 
кавалерийские отряды, еще раньше выступившие на соединение с главными силами, 
услышав об одержанной Цериалом победе, тоже поспешили присоединиться к его 
армии. Ни один, ни другой командующий не любили медлить, но войскам не давало 
сойтись лежавшее между ними огромное поле, бывшее и прежде сильно заболоченным, 
теперь же совсем залитое водой: Цивилис распорядился насыпать дамбу, которая 
косо вдавалась в реку и отводила воду на окрестные поля. Приблизиться к 
противнику можно было только, идя по воде, скрывавшей местность, особенности 
которой никому из римлян известны не были. Позиция была для нас невыгодная, ибо 
тяжеловооруженные римские солдаты боятся и не любят плавать, германцы же 
привыкли переплывать реки, — легкое вооружение и высокий рост немало помогают 
им в этом.
      15.  Батавы начали дразнить римских солдат, самые нетерпеливые и храбрые 
стали отвечать; поднялась сумятица; в бездонных болотах тонули лошади и оружие; 
германцы, знавшие скрытые под водой тропинки легко перескакивали с одной на 
другую, они не нападали на наши войска с фронта, а старались сжать их с флангов 
или зайти в тыл; сражение ничем не походило на сухопутный бой врукопашную, оно 
напоминало скорее битву на море. Люди бродили среди волн, бились, едва 
уцепившись за клочок твердой земли, и вода поглощала сплетенные тела здоровых и 
раненых, опытных пловцов и не умеющих плавать. Потерь у нас, однако, оказалось 
меньше, чем можно было ожидать в таком переполохе: германцы, так и не решившись 
выйти из болота, отступили в лагерь951. После этой битвы оба полководца, хоть и 
по разным причинам, нетерпеливо стремились к решающему сражению: Цивилис хотел 
не упустить удачу, Цериал — смыть позор; германцев вдохновлял счастливый исход 
сражения, римлян гнал в битву стыд. Настала ночь. Гнев и ненависть к врагу 
владели нашими солдатами. Из варварского лагеря доносились пение и крики.
      16.  На заре следующего дня Цериал выдвинул в первый ряд конницу и 
вспомогательные когорты, за ними расположил легионы, а при себе оставил на 
случай какой-либо неожиданности отряд отборных воинов. Цивилис предпочел не 
растягивать свои войска в линию и построил их клиньями: справа — батавов и 
кугернов952, слева, ближе к реке, ополченцев из зарейнских племен. Ни тот, ни 
другой не стали произносить речей перед всей армией; они объезжали 
подразделения и обращались к каждому из них отдельно. Цериал напоминал солдатам 
о древней славе римского имени, о победах, одержанных ими и в старину, и совсем 
недавно, призывал их навсегда покончить с коварным, трусливым, в сущности уже 
разбитым врагом, уверял, что римским воинам предстоит не сражаться, а мстить. 
Недавно они вступили в бой с более многочисленным противником и, однако, 
разгромили германцев, составлявших главную силу вражеской армии, теперь у 
Цивилиса остались лишь люди, которые не в силах забыть свое бегство с поля боя 
и раны, покрывающие их спины. К каждому легиону Цериал обращался с теми словами,
 которые могли особенно сильно подействовать на солдат. Воинов четырнадцатого 
он назвал покорителями Британии953; шестому напомнил, что лишь благодаря его 
могучей поддержке Гальба стал принцепсом954; бойцам второго сказал, что 
начинающийся бой будет для них первым, что здесь им предстоит стяжать славу 
своему новому знамени и новым значкам когорт955. «Эти лагери — ваши, вам 
принадлежат эти берега, — воскликнул Цериал, обращаясь к легионам германской 
армии и обводя рукой окружающие поля. — Пусть же враги кровью заплатят за 
попытку лишить вас ваших владений». Эти слова были встречены особенно громкими 
криками, — солдаты, уставшие от длительного мира, рвались в бой; другие, 
утомленные войной, стосковались по спокойной жизни и надеялись, что предстоящее 
сражение принесет им награды, а вслед за ними желанный отдых.
      17.  Выстраивая войска для битвы, Цивилис тоже не молчал. Он призывал 
окрестные п