орыву, бросился в гущу сражавшихся тунгров и громко крикнул: «Не для того мы 
начинали войну, чтобы батавы и тревиры повелевали остальными племенами. Нет и 
не было у нас таких намерений. Давайте заключим союз, я перехожу к вам и готов 
быть у вас вождем или рядовым бойцом, как вы захотите». Обращение это ошеломило 
тунгров, они убрали мечи, а вожди их, Кампан и Ювенал, уступили Цивилису 
главенство над племенем. Лабеон бежал, не дожидаясь, пока его окружат. Бетазии 
и нервии также присягнули победителю, и он включил их в свою армию. Дела 
Цивилиса шли блестяще, и многие племена, либо напуганные его успехами, либо по 
доброй воле, переходили на его сторону.
      67.  Тем временем Юлий Сабин856 уничтожил официальные свидетельства 
союзных отношений между лингонами и римлянами, велел провозгласить себя Цезарем 
и во главе огромной беспорядочной толпы своих соплеменников напал на 
секванов857, живших рядом с лингонами и сохранявших верность Риму. Секваны 
выступили навстречу врагу, судьба встала на сторону достойных, лингоны были 
разбиты. Сабин бежал с поля боя так же стремительно, как ринулся в сражение. Он 
постарался распустить слух, будто его больше нет в живых, и с этой целью сжег 
виллу, где скрывался после поражения; все действительно поверили, что он искал 
смерти и погиб в пожаре. Позже я расскажу о хитростях, с помощью которых он 
сумел, скрываясь по разным тайникам, прожить еще девять лет, поведаю о 
мужественной преданности его друзей и достойном поведении жены его Эппонины858. 
Победа секванов положила предел дальнейшему распространению войны; галлы 
мало-помалу опомнились, стали соблюдать законы и выполнять союзнические 
обязательства. Зачинщиками выступили ремии859, которые обратились к остальным 
племенам с предложением прислать своих представителей и всем вместе решить, что 
предпочесть — свободу или мир.
      68.  Из Рима положение представлялось еще более мрачным, чем оно было на 
самом деле, и Муциан встревожился не на шутку. Он назначил Галла Анния и 
Петилия Цериала командовать отправляемой в Галлию армией, но не был уверен, что 
даже эти выдающиеся полководцы сумеют справиться со столь трудным поручением. В 
то же время Муциан не хотел оставлять столицу без надежного руководителя, 
боялся Домициана с его бешеными страстями, не доверял, как я уже говорил, Приму 
Антонию и Вару Аррию. Командуя преторианцами, Вар располагал людьми и 
оружием860, и Муциан счел за благо сместить его, предоставив в утешение 
должность префекта, ответственного за подвоз зерна в Рим. Вар пользовался 
расположением Домициана, и чтобы привлечь последнего на свою сторону, Муциан 
назначил префектом претория Аррецина Клемента, весьма близкого Домициану и 
родственника Веспасиана. «Отец Клемента, — объяснял Муциан, — в правление Гая 
Цезаря с большим успехом командовал преторием, и солдаты хорошо относятся к 
этой семье; что же касается обязанностей сенатора, то он прекрасно сумеет 
совместить их с руководством преторианцами»861. Все наиболее видные жители 
столицы получили назначения в армию, многие сами присоединились к войску из 
честолюбия. Домициан и Муциан тоже собрались в поход, но настроение их было 
весьма различно: один, полный молодого задора, мечтал отличиться, другой 
старался охладить его, придумывая все новые и новые проволочки: Муциан опасался,
 что, получив власть над армией, Домициан под влиянием молодости, собственных 
страстей и дурных советчиков наделает ошибок и в политике, и в военном 
искусстве. Победоносные восьмой, одиннадцатый и тринадцатый легионы862, 
двадцать первый, состоявший из вителлианцев, и недавно сформированный второй863 
двинулись через Пеннинские и Коттианские Альпы, часть войска пошла Грайскими 
горами. Из Британии был вызван четырнадцатый легион, из Испании — шестой и 
первый.
      Услышав о приближении легионов, галлы, которые и без того склонялись к 
миру, послали своих представителей на собрание в землю ремиев. Здесь их ожидало 
уже посольство тревиров во главе с рьяным сторонником войны Юлием Валентином. 
Он произнес тщательно подготовленную, исполненную ненависти речь, в которой 
осыпал римский народ оскорблениями и теми упреками, какие всегда предъявляются 
великим империям. Дикое красноречие этого человека, одержимого страстью к 
заговорам и смутам, произвело на многих сильное впечатление.
      69.  Ему возражал Юлий Авспекс, один из самых знатных людей племени 
ремиев. Он восхвалял римлян и блага мирной жизни, говорил, что развязать войну 
могут и трусы, а бороться против опасностей, с ней связанных, приходится людям 
решительным, призывал не забывать, что легионы уже совсем близко. Подобными 
доводами ему удалось убедить слушателей; люди постарше и поумнее вспомнили об 
уважении к законам и верности союзным обязательствам, те, кто помоложе, 
испугались. Все хвалили Валентина за патриотизм, но действовать предпочли по 
совету Авспекса. Бесспорно, что помощь, оказанная лингонами и тревирами 
Вергинию в пору восстания Виндекса, также настроила остальных галлов против них.
 Многие опасались, что между галлами вспыхнет борьба за власть. «Кто встанет во 
главе восстания? — спрашивали себя такие люди. — Кто будет нам приказывать и 
толковать пророчества? И в чьих руках сосредоточится верховная власть, если все 
кончится благополучно?». Ничего еще не добившись, галлы уже начали ссориться; 
одни гордились своими договорами о союзах, другие — мощью и богатством, третьи 
— древним происхождением. Видя, что будущее не сулит особых радостей, они 
решили примириться с настоящим. Тревирам отправили письмо, в котором от имени 
всех галльских племен советовали сложить оружие и покаяться. «Если вы так 
поступите, — писали галлы, — можно надеяться на прощение; у нас есть люди, 
готовые за вас ходатайствовать». Валентин изо всех сил сопротивлялся подобному 
обороту дела и сумел убедить своих соплеменников не обращать внимания на 
предложения галлов. К войне он, однако, не готовился и только ораторствовал на 
сходках.
      70.  Ни тревиры, ни лингоны, ни другие мятежные племена не предпринимали 
ничего, что соответствовало бы важности дела, ими затеянного. Вожди восстания 
действовали без всякого общего плана. Цивилис блуждал в