же всего 
к городу, и приветствовал Вителлия как императора. За ним, соревнуясь друг с 
другом, бросились и остальные легионы этой провинции. Верхнегерманская армия, 
позабыв и про сенат, и про римский народ, примкнула к Вителлию на третий день 
после январских нон154, доказав тем самым, что и за два дня до этого она уже 
была неверна государству. Жители колонии, лингоны, тревиры ни в чем не 
отставали от армии и наперебой предлагали людей, коней, оружие и деньги, смотря 
по тому, чего у каждого было больше — сил, богатств или воодушевления. Не 
только знатные люди в колонии и офицеры в лагерях, которые и так были богаты, а 
в случае победы рассчитывали разбогатеть еще больше, но даже простые солдаты 
целыми манипулами и поодиночке вносили свои сбережения, а если денег не было, 
отдавали нагрудные бляхи, изукрашенные портупеи, серебряные застежки, — то ли в 
порыве восторга, то ли по расчету.
      58.  Воздав солдатам должное за их рвение, Вителлий назначил всадников на 
дворцовые должности, прежде поручавшиеся вольноотпущенникам155, из своей казны 
выплатил центурионам деньги, которые они получали за предоставление отпусков 
рядовым, удовлетворил большинство требований о смертной казни наиболее 
ненавистных командиров и лишь некоторых из них посадил в тюрьму для вида, 
обманув таким образом разъяренных солдат. Помпей Пропинкв, прокуратор Белгики, 
был убит сразу же. Префекта германского флота156 Юлия Бурдона Вителлий спас, 
пустившись на хитрость. В армии Бурдона ненавидели, так как считали, что он 
оклеветал Фонтея Капитона и подстроил его гибель. Войска хранили о Капитоне 
светлую память, и Вителлию теперь оставалось выбрать только одно из двух: либо, 
если он хотел действовать открыто, убить Бурдона в угоду рассвирепевшим 
солдатам, либо, если он хотел простить его, — прибегнуть к обману. Поэтому он 
заключил Бурдона под стражу и выпустил его лишь после своей победы, когда гнев 
солдат уже улегся. Пока что в качестве искупительной жертвы на смерть выдали 
центуриона Криспина: он своими руками убил Капитона, солдаты именно его считали 
наиболее виновным, да и Вителлию он был отвратителен.
      59.  Избежал грозившей ему опасности также и Юлий Цивилис: он пользовался 
большим влиянием на батавов, и казнь его могла бы восстановить против Вителлия 
это воинственное племя157. К тому же восемь батавских когорт находились в это 
время в землях племени лингонов; они образовывали вспомогательные силы 
четырнадцатого легиона, отбились от него во время последних неурядиц, и было 
очень важно, как они себя поведут — дружественно или враждебно. Упомянутых мной 
выше центурионов Нония, Донатия, Ромилия и Кальпурния Вителлий приказал 
умертвить как повинных в верности своему долгу — самом тяжком преступлении в 
глазах изменников. На сторону мятежников перешли легат провинции Белгики 
Валерий Азиатик, которого Вителлий вскоре избрал себе в зятья158, и правитель 
Лугдунской Галлии Юний Блез, приведший с собой Италийский легион159 и 
расквартированную неподалеку от Лугдунума таврианскую конницу160. Без колебаний 
и промедлений присоединились к Вителлию войска, расположенные в Реции и даже в 
Британии.
      60.  Здесь командовал Требеллий Максим, которого войска презирали и 
ненавидели за скаредность и подлость161. Ненависть эту разжигал Росций Целий, 
легат двадцатого легиона, издавна мятежно настроенный, а теперь, в обстановке 
распрей и междоусобиц, совсем распоясавшийся. Требеллий упрекал Целия за 
неподчинение приказам и упадок дисциплины, а Целий обвинял Требеллия в том, что 
он обобрал легионеров и довел их до нищеты162. Отвратительные дрязги между 
легатами разлагали дисциплину в армии. Дело дошло до того, что Требеллий, 
покинутый и когортами, и конными отрядами, перешедшими на сторону Целия, 
осыпаемый насмешками и бранью солдат и союзников, был выгнан из лагеря и бежал 
к Вителлию. Несмотря на отсутствие консулярия, провинция оставалась спокойной — 
легаты легионов управляли ею на разных правах, но Целий, самый наглый из всех, 
пользовался наибольшей властью.
      61.  После того как к нему присоединилась британская армия163, Вителлий, 
располагавший теперь несметными силами и богатствами, решил начать войну, 
действуя по двум направлениям и поручив ведение ее двум полководцам. Фабию 
Валенту было велено посулами переманить галльские провинции на сторону 
восставших, а в случае отказа — опустошить эти земли и через Коттианские 
Альпы164 вторгнуться в Италию. Цецина получил приказ двигаться более коротким 
путем и спуститься в Италию через Пенинский перевал165. Под командование 
Валента были отданы отдельные подразделения, выбранные из нижнегерманской армии,
 и пятый легион в полном составе, со своим знаменем, когортами и конными 
отрядами, всего до сорока тысяч солдат. Цецина из Верхней Германии вывел 
тридцатитысячную армию, ядро которой составлял двадцать первый легион. И тому, 
и другому были приданы вспомогательные отряды, состоявшие из германцев. Ими же 
Вителлий пополнил и те части, с которыми намеревался сам следовать за главными 
силами.
      62.  Император и армия самым удивительным образом отличались друг от 
друга. Солдаты настаивают, требуют начать войну немедленно, пока галльские 
провинции еще трепещут от страха, а испанские медлят; нас не остановят ни зима, 
ни привычка к мирной жизни, достойная только трусов, кричат они; надо 
вторгнуться в Италию, занять Рим; во время гражданских смут самое безопасное — 
идти вперед, и действовать важнее, чем рассуждать. Вителлий же, как будто 
оцепенев, не двигался с места. Предвкушая положение принцепса, он проводил 
время в праздности, роскоши и пирах, среди бела дня появлялся на людях, 
объевшийся и пьяный. Солдаты, охваченные одушевлением и энергией, действовали 
за него, и поэтому могло показаться, будто в армии есть настоящий командующий, 
который людям мужественным внушает надежду на успех, а слабым страх. Войска 
стояли в полной боевой готовности и требовали приказа о выступлении. Вителлию 
они тут же присвоили имя Германика — называть себя Цезарем он не разрешал даже 
и после победы166.
      Ког