атрам, худшие из рабов, те, кто давно растратил свое состояние и кормился, 
участвуя в постыдных развлечениях Нерона, ходили мрачные и жадно ловили слухи.
      5.  Преторианцы издавна привыкли по долгу присяги быть верными Цезарям36, 
и Нерона они свергли не столько по собственному побуждению, сколько поддавшись 
уговорам и настояниям37. Теперь же, не получив денежного подарка, обещанного им 
ранее от имени Гальбы, зная, что в мирное время труднее выделиться и добиться 
наград, чем в условиях войны, поняв, что легионы, выдвинувшие нового государя38,
 имеют больше надежд на его благосклонность, и к тому же подстрекаемые 
префектом Нимфидием Сабином, который сам рассчитывал стать принцепсом, они 
жаждали перемен. Хотя попытка Нимфидия захватить власть была подавлена и мятеж 
обезглавлен, многие преторианцы помнили о своей причастности к заговору39; 
немало было и людей, поносивших Гальбу за то, что он стар, и изобличавших его в 
скупости. Сама его суровость, некогда прославленная в войсках и стяжавшая ему 
столько похвал, теперь пугала солдат, испытывавших отвращение к дисциплине 
былых времен и привыкших за четырнадцать лет правления Нерона так же любить 
пороки государей, как когда-то они чтили их доблести. Стали известны и слова 
Гальбы о том, что он «набирает солдат, а не покупает», — правило, полезное для 
государства, покоящегося на справедливых основах, но опасное для самого 
государя; впрочем, поступки Гальбы не соответствовали этим словам.
      6.  Положение немощного старика подрывали Тит Виний40, отвратительнейший 
из смертных, и Корнелий Лакон, ничтожнейший из них; Виния все ненавидели за 
подлость, Лакона презирали за бездеятельность. Путь Гальбы к Риму был долог и 
кровав. Погибли — и, как полагали, невинно — кандидат в консулы Цингоний 
Варрон41 и Петроний Турпилиан42, бывший консул; их не выслушали, им не дали 
защитников, и обоих убили, первого — как причастного к заговору Нимфидия, 
второго — как полководца Нерона. Вступление Гальбы в Рим было омрачено недобрым 
предзнаменованием: убийством нескольких тысяч безоружных солдат, вызвавшим 
отвращение и ужас даже у самих убийц43. После того как в Рим, где уже был 
размещен легион, сформированный Нероном из морской пехоты, вступил еще и легион 
из Испании44, город наполнился войсками, ранее здесь не виданными. К ним надо 
прибавить множество воинских подразделений, которые Нерон навербовал в Германии,
 Британии и Иллирии и, готовясь к войне с альбанами45, отправил к каспийским 
ущельям, но вернул с дороги для подавления вспыхнувшего восстания Виндекса. Вся 
эта масса, склонная к мятежу, хоть и не обнаруживала явных симпатий к кому-либо,
 была готова поддержать каждого, кто рискнет на нее опереться.
      7.  Случилось так, что в это же время было объявлено об убийстве Клодия 
Макра46 и Фонтея Капитона47. Макр, который бесспорно готовил бунт, был 
умерщвлен в Африке по приказу Гальбы прокуратором48 Требонием Гаруцианом; 
Капитона, затевавшего то же самое в Германии, убили, не дожидаясь приказа, 
легаты49 Корнелий Аквин и Фабий Валент. Кое-кто, однако, полагал, что Капитон, 
хоть и запятнанный всеми пороками, стяжатель и развратник, о бунте все же не 
помышлял, а убийство его было задумано и осуществлено легатами, когда они 
поняли, что им не удастся убедить его начать войну; Гальба же, или по 
неустойчивости характера, или стремясь избежать более тщательного расследования,
 лишь утвердил то, что уже нельзя было изменить. Так или иначе, оба эти 
убийства произвели гнетущее впечатление, и отныне, что бы принцепс ни делал, 
хорошее или дурное, — все навлекало на него равную ненависть. Общая продажность,
 всевластие вольноотпущенников, жадность рабов, неожиданно вознесшихся и 
торопившихся, пока старик еще жив, обделать свои дела, — все эти пороки старого 
двора свирепствовали и при новом, но снисхождения они вызывали гораздо меньше. 
Даже возраст Гальбы вызывал смех и отвращение у черни, привыкшей к юному Нерону 
и по своему обыкновению сравнивавшей, — какой император более красив и статен.
      8.  Таково было настроение в Риме, — если можно говорить об общем 
настроении у столь великого множества людей. Что касается провинций, то 
Испанией управлял Клувий Руф50, человек красноречивый, сведущий в политике, но 
в военном деле неопытный; Галлию привязывала к новому режиму не только память о 
восстании Виндекса, но также и благодарность за недавно дарованное ей право 
римского гражданства и облегчение налогов51. Между тем племена галлов, жившие 
по соседству со стоявшими в Германии армиями, не получили подобных привилегий, 
в некоторых случаях даже лишились части своей земли52 и с равным возмущением 
вели счет чужим выгодам и своим обидам. Германские армии были встревожены и 
раздражены; они гордились недавней победой53, но боялись, что их обвинят в 
поддержке противной партии, — сочетание чувств крайне опасное там, где 
сосредоточено столько оружия и сил. Эти войска с опозданием отступились от 
Нерона, а Вергиний54 не сразу встал на сторону Гальбы; никто не знал, захочет 
ли он сам сделаться императором, но было известно, что солдаты ему это 
предлагали. Убийство Фонтея Капитона возмутило здесь даже тех, кто не имел 
права выражать свое мнение55. После того как Гальба, притворившись другом 
Вергиния, вызвал его к себе, армия осталась без командующего, когда же он был в 
Риме не только задержан, но и привлечен к ответственности, солдаты восприняли 
это как угрозу самим себе.
      9.  Верхнегерманские легионы56 презирали своего легата Гордеония Флакка57 
за телесную немощь, вызванную старостью и подагрой, за слабый и нерешительный 
характер. Он не умел командовать, даже пока солдаты вели себя спокойно, теперь 
же, когда они были раздражены, его беспомощные попытки навести порядок лишь 
распаляли их ярость. Легионы Нижней Германии58 долго оставались без 
консульского легата, пока, наконец, Гальба не прислал к ним Авла Вителия — сына 
цензора и трижды консула Вителия. В войсках, расположенных в Британии, не было 
никаких беспорядков: среди потрясений, вызванных гражданскими войнами, именно 
эти легионы остались более, чем другие, верны своему долгу, — то ли потому, что 
они были удалены от Рима и отрезаны от него Океаном, то ли трудные походы 
нау