мы: иногда это просто металлическая шапочка с ободом, но без забрала, иногда 
забрало закрывало все лицо, и чтобы можно было видеть, в нем пробивали 
множество отверстий.
   «Фракиец» боролся обычно с гопломахом или с «галлом», другим названием 
которого стало впоследствии «мурмиллон». По мнению одних, «галлы» появились на 
арене после завоевания Галлии Цезарем; по мнению других, – значительно раньше, 
со времени знакомства с цизальпинскими галлами. Первоначально между их 
вооружением и вооружением мурмиллона была какая-то неизвестная нам разница, 
возможно, столь незначительная, что оба названия уже в I в. н.э. стали 
синонимами. Слово «мурмиллон» происходит от имени морской рыбы (murma, mormyros,
 mormyllos), которая изображалась на их шлеме. Противниками мурмиллонов часто 
были ретиарии. «Не тебя ловлю, а рыбу; убегаешь зачем, галл?» – поет ретиарий 
вслед увернувшемуся от его сети мурмиллону: кровавая схватка представлялась в 
виде мирной рыбной ловли.
   Следует назвать еще пегниариев (от греческого paignion – «игра»). Эти люди 
не боролись насмерть: оружие у них было невинное – палка или кнут; после 
поединка оба противника уходили, конечно, в синяках и ссадинах, но без тяжелых 
ран". Пегниарий из Большой школы дожил до 90 лет – случай для настоящих 
гладиаторов неслыханный (CIL. VI. 10 168). Костюм у пегниариев, судя по мозаике 
из Неннига (около Трира), был очень своеобразный: или длинные штаны, 
прихваченные ниже колен обмотками, или нечто вроде современного комбинезона, 
перехваченного поясом. В левой руке у них был продолговатый посох, в другой – 
палка или кнут. Выпускали пегниариев на арену обычно в полдень; их поединок был 
как бы интермедией между двумя бойнями: охотой, которая происходила в 
амфитеатре утром, и гладиаторскими боями во второй половине дня [169 - Были и 
другие виды гладиаторского костюма и вооружения, реже встречавшиеся и о которых 
мы осведомлены плохо. О scissor'е («резателе») мы ничего не знаем; он только 
раз упомянут в надписи (cil. ix. 466); по поводу андабатов высказано только 
предположение, что на них была надета длинная кольчуга, но сражались они с 
завязанными глазами. Лаквеарий упомянут только у Исидора Севильского (xviii. 
56); судя по его изображению, он был одет как ретиарий, а оружием ему служило 
лассо (laqueus – «петля»), которое он накидывал на убегающих. Может быть, 
главным местом его выступлений был не амфитеатр, а школа; когда во время 
фехтования друг с другом один из гладиаторов, теснимый противником, обращался в 
бегство, лаквеарий набрасывал на него лассо и валил на землю. Это был наглядный 
урок, убеждавший в бесполезности бегства при сражении.].
   Сражались на арене всадники и колесничники (essedarii); бои на колесницах 
вошли в обиход амфитеатра после похода Цезаря в Британию.
   Доспехи гладиаторов состояли, как мы видели, из наручей, поножей, шлема, 
ременных обмоток; ни у кого из них нет панциря, спина и грудь совершенно 
обнажены, живот прикрыт только матерчатыми трусами, перехваченными широким 
поясом, на котором часто имеются железные пластинки. Гладиатор мог закрыться 
только щитом, и если он не сумел или не смог этого сделать, то все кончено, – 
жизнью гладиатора не дорожили, как жизнью солдата, и его смерть для зрителей – 
только источник развлечения.
   Юноша, поступивший в гладиаторскую школу, проходил курс обучения, 
специальный для каждого вида оружия; ретиария обучали иначе, чем фракийца или 
мурмиллона. В надписях упоминаются учителя («доктора») секуторов, мурмиллонов, 
гопломахов и фракийцев (CIL. VI. 4333, 10 174, 10 175, 10 181, 10 192), которые,
 по всей вероятности, были сами раньше гладиаторами. Под их руководством 
новичок обучался фехтованию: ему давали деревянный меч и щит, сплетенный из 
ветвей ивы; мишенью служил деревянный кол высотой 6 футов (римский фут – 29.57 
см), крепко вбитый в землю. Ученик должен был выучиться, во-первых, тому, чтобы 
никак не раскрываться, а во-вторых, умению точно и быстро наносить удары в те 
места кола, на которых были отмечены голова и грудь противника. Иногда для этих 
упражнений выдавалось оружие более тяжелое, чем то, которым ему придется 
действовать на арене: пусть укрепляет свои мускулы. Настоящее, железное, острое 
оружие гладиаторы получали только перед выступлением на арене.
   Гладиаторские игры начинались парадным шествием гладиаторов по арене; затем 
часто разыгрывался мнимый поединок, в котором сражающиеся показывали только 
свою ловкость и умение фехтовать, так как бились «игрушечным орудием» 
(деревянным – arma lusoria); затем на арену вносили настоящее оружие, и тот, 
кто давал игры, проверял его качество. Один из застольников Тримальхиона с 
восторгом ожидает игр, которые будут длиться на праздниках три дня: «…наш Тит… 
оружие даст превосходное; убежать – это шалишь – бейся насмерть; пусть весь 
амфитеатр видит» (Petr. 45). Раздавался звук трубы или рога, и сражение 
начиналось. Гладиаторы бились чаще всего один на один, но бывало и так, что 
один отряд выходил против другого. Зрителей эта бойня захватывала; на 
оробевшего гладиатора обрушивалась буря негодования: «…народ в гневе, ибо 
считает для себя обидой, что человеку не хочется гибнуть» (Sen. de ira, I. 2. 
4); робких гнали в бой огнем и бичами. «Бей его! Жги! Почему так трусит он 
мечей? Почему не хочет храбро убивать? Почему не умирает с охотой?» (Sen. epist.
 7. 5).
   Если гладиатор не падал мертвым на арене, но был ранен так тяжело, что 
сражаться дальше уже не чувствовал сил, то он мог, бросив оружие, поднять 
кверху палец левой руки или всю руку, это был жест, которым он просил о пощаде 
(«отпустить» – mittere). Теперь жизнь его зависела от устроителя игр и еще 
больше – от расположения зрителей. Если он понравился толпе, возбудил ее 
сострадание, амфитеатр оглашался криком «missum!»; люди махали платками или 
поднимали кверху пальцы. Гладиатора, не угодившего толпе, она приказывала 
добить, обращая большой палец книзу (pollicem vertere)