|
ой бездельник, бесподобный
портрет которого сделан Марциалом, целыми днями порхает «среди женских стульев»
(III. 63. 7-8; XII. 38. 1-2).
Одежда древнего италийца – и богатого и бедного – состояла из таких кусков
материи, которые нельзя было вешать, а надо было складывать: в домашнем обиходе
шкафы требовались меньше, чем сундуки. Их делали из дерева и обивали бронзовыми
или медными пластинками; иногда такой сундук украшался еще какими-нибудь литыми
фигурками. Сундуки эти бывали довольно велики; Аппиан рассказывает, что во
время проскрипций вольноотпущенник некоего Виния спрятал в таком сундуке своего
бывшего хозяина, и тот просидел там, пока опасность не миновала [78 -
Изображение такого сундука см.: G. Richter. Указ. соч. Рис. 341; H. Blumner.
Das Kunstgewerbe im Altertum. Leipzig – Praga, 1885. С. 64. Рис. 28. Их делали
из бука, кипариса, липы. Шкафы держали у себя в мастерской ремесленники, чтобы
прятать в них свой товар (G. Richter. Указ. соч. Рис. 343 – фреска из
Геркуланума с эротами-сапожниками); ученый складывал в них свои свитки (G.
Richter. Указ. соч. Рис. 344). Такой же высокий узенький шкаф с полочками стоит
в мастерской эротов, занятых приготовлением ароматных эссенций (G. Richter.
Указ. соч. Рис. 340 – фреска из дома Веттиев в Помпеях). В усадьбе под
Боскореале стоял шкаф совсем современного вида с двойными дверцами и панелями
(H. Blumner. R?mische Privataltert?mer. M?nchen, 1911. Рис. 35). В одном доме
на Новых Раскопках в Помпеях удалось реконструировать очень красивый
двухстворчатый шкаф, в дверцы которого вставлен простой изящный переплет; внизу
имеется четыре ящичка; высота шкафа 2.18 м, ширина 1.35 м (см.: М. Е. Сергеенко.
Помпеи. М.; Л., 1949. Рис. 63).].
Кровати, обеденный стол, маленькие столики, несколько табуреток и стульев,
один-два сундука, несколько канделябров – вот и вся обстановка италийского дома.
Она не загромождала старинного аристократического особняка, в атрии которого
хватало места для самого большого картибула и в парадных столовых которого
свободно умещались большие столы и ложа.
С переселением из особняка в наемную квартиру домашний быт коренным образом
перестраивался. В пяти комнатах просторной Остийской квартиры, обращенной на
одну сторону, приходилось довольствоваться и зимой и летом одной и той же
столовой и спальней: обычай особняка устраивать эти помещения, одни для зимы, а
другие для лета, не подходил для инсулы. И здесь, однако, квартиры не забивали
мебелью. Самая большая комната отводилась, вероятно, под столовую: гостей
приглашали обычно к обеду, и здесь ставили стол и самое большее – три ложа;
комната в противоположном конце квартиры служила хозяину кабинетом и приемной –
тут помещались кровать для занятий, сундук, две-три табуретки. Остальные три
были спальнями: по кровати, маленькому столику и стулу в каждой. Даже для
маленькой квартирки в 90 м2 (остийские «домики») это не так уже много. В таких
квартирах не стояло, конечно, и такой роскошной мебели, о которой до сих пор
шла речь; здесь она была проще и скромнее: обеденные ложа были инкрустированы
не черепаховой и слоновой костью, а отделаны самое большее бронзой, как на
знакомом нам ложе из Помпей; столы были кленовые и даже не из дорогого
ретийского клена, а из своего, росшего в долине По, с равномерно белой
древесиной без всякого узора; именно такой стол имел в виду Марциал (XIV. 90).
Тюфяки набивались не левконской шерстью, а шерстяными оческами; для подушек не
покупали пуха от германских гусей и не накрывали кроватей вавилонскими коврами
и пурпурными одеялами. До бедности, однако, тут было далеко.
Какова же была обстановка настоящего бедняка, жившего «под черепицей»? О ней
кое-что говорят Ювенал и Марциал, кое-что добавляют раскопки. Ложе, на котором
расположились за столом гости Филемона и Бавкиды, было сделано из ивы, и
хозяева положили на него тюфяк, набитый «мягкими речными водорослями» (Ov. met.
VIII. 654—655); «бедняк вместо левконской шерсти покупает для своего матраса
ситник, нарезанный на болоте возле Цирцей» (Mart. XIV. 160); «я не стану
несчастнее, – уверял Сенека, – если моя усталая голова успокоится на связке
сена; если я улягусь на тюфяке, сквозь заплаты которого вываливается болотный
ситник» (de vita beata, 25. 2). Ювенал дал полный перечень утвари, стоявшей у
бедняка Кодра: коротенькая кровать, мраморный столик, на котором красовалось
шесть кружечек; под ним (наверху, очевидно, не хватило места) маленький канфар
(сосуд для питья на низенькой ножке и с двумя ручками) и статуэтка Хирона; был
еще старый сундучок с греческими рукописями, «и невежественные мыши глодали
божественные стихи» (III. 203—209). У стоика Херемона обстановка еще беднее:
кружка с отбитой ручкой; жаровня, на которой никогда не теплится огонь; кровать,
полная клопов и едва прикрытая соломенной циновкой, а в качестве одеяла
коротенькая тога (Mart. XI. 56. 5-6). Иногда у бедняка имелся еще колченогий
буковый стол (Mart. II. 43. 10). И вот, наконец, картина крайней нищеты:
Вацерра задолжал квартирную плату за год; его выселяют, но от его обстановки,
которую по закону можно было взять в счет погашения долга, хозяин отказался. И
было от чего! Ее составляли трехногая кровать, стол, у которого осталось только
две ножки, фонарь с роговыми стенками [79 - Принимаю конъектуру Фридлендера (L.
Friedlander. Martialis Epigrammata. Leipzig. 1886. V. II. С. 237).К главе
четвертой], кратер, треснувший горшок, прогоревшая жаровня, позеленевшая от
старости и заткнутая черепком от амфоры, и кувшин, насквозь пропахший дешевой
соленой рыбой, – больше ничего не было (XII. 32).
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ОДЕЖДА
Мы мало знаем о том, каковы были квартиры бедных людей в инсулах и вовсе
ничего не знаем о крестьянских хижинах: ни об их плане, ни об их размерах. Все
наши догадки по этому поводу, как бы ни были они логичны и здравомысленны,
остаются догадками: обломок деревенской кровати и развалины одного
крестьянского двора были бы дороже и ценнее самой убедительной и стройной
гипотезы об их виде и устройстве.
Гораздо лучше осведомлены мы об одежде и крестьянского, и ремесленного люда:
к
|
|