обеспечившей мир и благоденствие своим подданным; для людей, только 
накануне узнавших, что такое азбука, он был обителью, откуда лился свет 
просвещения и разума.
   Со времен Возрождения Рим стал великой школой, куда приходили учиться 
художники, поэты, ученые. В Риме хорошо было заниматься не только древней 
историей; история здесь сбрасывала с себя школьное и книжное одеяние; она 
входила в сегодняшний день как живое вчера: языком развалин, камней и надгробий 
Рим рассказывал, чего достигло прошлое, на чем оно споткнулось, решать какие 
задачи оставили предки своим отдаленным потомкам. А начало вовсе не предвещало 
этой будущей славы. На вершинах нескольких холмов в беспорядке стояли хижины, 
сплетенные из ветвей и обмазанные глиной. Столб в середине хижины поддерживал 
соломенную или тростниковую крышу; дым от очага выходил в отверстие над дверью, 
над которой прилаживали иногда навес. Очаг был переносной, а в каменном полу 
были прорублены канавки для стока воды. Место, где устроились эти древние 
поселенцы, представляло собой путаницу оврагов, ложбинок, заболоченных низин и 
мелководных речушек, стекавших с холмов, амфитеатром расположенных на левом 
берегу Тибра. Страбон, размышлявший о том, какие экономические преимущества 
этого места содействовали возвышению Рима, выразительно подчеркивает, что было 
оно выбрано не по трезвому учету его выгод, а по необходимости [1 - Страбон 
считал такими преимуществами близость судоходных рек и обилие строительного 
материала (235); Цицерон – близость к морю и в то же время некоторую 
удаленность от морского берега (de rep. ii. 3. 6-7); Тит Ливий – «судоходную 
реку, по которой можно подвозить плоды земные из глубины страны и товары с 
моря; море достаточно близкое, чтобы служить нам, и далекое настолько, чтобы не 
грозить нападением чужеземного флота; срединное место в Италии» (v. 54. 4); 
экономическое значение Тибра выдвигает и Дионисий Галикарнасский (ant. rom. iv. 
44).]. Хорошие места были заняты, приходилось довольствоваться тем, что 
оставалось. Можно, однако, представить себе, что в этой местности привлекало 
древнейших насельников: холмы, пусть и невысокие (одни – немногим выше 50 м, 
другие – немногим ниже) [2 - Холмы эти, расположенные амфитеатром на левом 
берегу Тибра, полукружием охватывают Палатин; вот их названия и 
высота:Капитолий, между двумя вершинами которого, собственно Капитолием (высота 
46 м) и Кремлем (Arx, высота 49.2 м), находится впадина (Asylum, высота 36.5 м, 
теперь piazza del Campidoglio);Квиринал (высота 61 м), к которому примыкает 
Виминал (высота 56 м);Эсквилин с его отрогами – Циспием (высота 54 м) и Оппием 
(высота 53 м);Целий, распадающийся на две высотки – собственно Целий и 
«маленький Целий» (Celiolus);Авентин – Большой (высота 46 м) и Малый (высота 43 
м), разделенные ложбиной;Палатин с двумя вершинами – Гермал (высота 51 м), где 
находятся сады Фарнезе, и Палатий (высота 51.2 м).К этим холмам надо прибавить 
на правом берегу Тибра Яникул (высота 85 м) и к северу от него Ватикан 
(Ватиканские горы, высота 146 м).Между Палатином и Эсквилином лежит высокая 
скалистая площадка – Велия. Между этими холмами находятся ложбины, 
представлявшие собой в древности настоящие болота: Велабр и Коровий рынок 
(forum Boarium) – между Капитолием и Палатином; Форум – между Палатином, 
Капитолием и Квириналом, Аргилет и Субура – под Квириналом, Виминалом и 
Эсквилином; Аппиева дорога – между Целием и Авентином; Большой Цирк (долина 
Мурции) – между Палатином и Авентином.], иногда крутые и обрывистые, были все 
же естественной крепостью, а заболоченные ложбины, превращавшиеся иногда в 
настоящие болота, делали эту крепость еще надежнее. Кругом росли леса и били 
ключи; чистая вода, материал для построек, топливо и дичь были под рукой. Возле 
протекала большая судоходная река: легко было подняться вверх и спуститься 
вниз; можно было и завязать торговлю с кем нужно; можно было при случае 
организовать и разбойничий набег.
   В VII в. до н.э. население этих поселков, живших совершенно обособленно, 
начало объединяться, и в VI в. под влиянием и под властью этрусков Рим стал уже 
настоящим городом. Он растет; сначала центр незаметной страны, он становится 
столицей мощного государства и, в конце концов, столицей мировой державы. И те 
преимущества, которые привлекали древнейших насельников к этим холмам и низинам,
 оказываются теперь недостатками. Холмы круты, на них трудно взбираться; 
несмотря на все работы по осушке заболоченных мест, которые начались еще до 
Тарквиниев, малярия не переводилась в городе и каждую осень собирала обильную 
жатву; улицы узки и кривы; «при всем своем могуществе римляне не могут их 
выпрямить», – ядовито заметил Диодор (XIV. 116. 9). Эти улицы, улочки и 
переулки вьются в долинах, карабкаются на холмы; в этой переплетающейся сети 
нет ни системы, ни порядка: «самый беспорядочный город в мире», – скажет А. 
Боециус, крупнейший знаток античного градостроительства.
   Римляне позднейшего времени испытывали некоторое смущение от этой 
«бесплановости» своего города и объясняли ее спешкой, с которой он отстраивался 
после страшного галльского погрома (390 г. до н.э.) [3 - Тит Ливий пишет (v. 55.
 2-5): «Город начал строиться как попало… строили где кто хотел… спешка 
заставила забыть о прокладке правильных улиц… Рим похож на город, захваченный в 
таком виде, а не выстроенный по плану».]. Цицерон с досадой противопоставлял 
широкие, хорошо распланированные улицы Капуи жалким улочкам Рима (de leg. agr. 
II. 35. 96). А к этим исконным недостаткам присоединились новые, постепенно 
создаваемые исторической обстановкой.
   Значение Рима растет, и население его увеличивается; Рим притягивает к себе 
людей отовсюду – с жильем становится трудно; квартир не хватает и строиться 
негде. Отсутствие таких средств сообщения, какими располагаем мы, делает 
невозможным возникновение пригородов, окружающих наши большие города. Те, кто 
своим трудом зарабатывал себе хлеб, кто был связан с государственной, судебной 
или деловой жизнью, вынуждены жаться к местам, где можно найти работу и сбыт 
пр