|
еловек, рассматривавший раба
действительно только как доходную статью, вынужден был, однако, записать совет:
«пахарям угождай, чтобы они лучше смотрели за волами» (слово «пахарь» не
передает всего значения bibulcus: это был действительно пахарь, но в
обязанности его входила не только пахота, на нем лежал весь уход за волами). Мы
можем проследить в одной области, а именно, в сельском хозяйстве, как растет
это внимание к рабу – человеку; мы располагали здесь документальными сведениями
от двух столетий: Катон (середина II в. до н.э.), Варрон (конец I в. до н.э.) и
Колумелла (вторая половина I в. н.э.). Катон рассматривает раба только как
рабочую силу, из которой надо выжать как можно больше; никак нельзя допустить,
чтобы расходы на эту силу превысили доход, который она дает: поэтому больного и
старого раба надо продать, поэтому, если раб временно не может работать, ему
надо на это время сократить его паек, поэтому и дождливые, и праздничные дни
должны быть, насколько возможно, заполнены работой; работа должна быть
выполнена во что бы то ни стало: никакие «объективные причины» в расчет не
принимаются. Интереса к рабу как к человеку, мысли о том, что его работа и
продуктивность ее зависят от каких-то человеческих чувств, у Катона искать
нечего.
Совершенно иное наблюдаем мы уже у Варрона: необходимость заинтересовать
раба в его работе сознается вполне отчетливо. Жизнь ставит всё большие
требования: нужны урожаи более щедрые, доходы большие, чем те, которыми
удовлетворялись деды. Богатство хозяина создается трудом раба, и хозяин
начинает думать над тем, что предпринять, чтобы труд раба стал продуктивнее,
как создать систему взаимоотношений, при которой «враги» («сколько рабов,
столько врагов») обратили бы свою энергию не на подрыв хозяйского благополучия,
а трудились бы над его созданием и преуспеянием. Хозяин начинает понимать, что
работа выполняется не только мускульной силой раба, что можно работать «с
душой» и что только такая работа и хороша. Вводятся поощрения и награды, рабу
разрешается иметь кое-какую собственность (peculium), дозволено обзавестись
семьей. Вилику приказано распоряжаться словом и волю рукам давать только в
крайнем случае. Катон в своем хозяйстве узаконил оплачиваемую проституцию,
причем ни ему, ни его будущим поклонникам не приходило в голову, что vir vere
romanus («настоящий римлянин») выступает здесь до некоторой степени в роли
сводника, торгующего своими рабынями. У пастухов, о которых рассказывает Варрон,
уже настоящая семья и, насколько это возможно в условиях кочевого быта,
настоящий домашний очаг с его пусть и нехитрым, но уютом и покоем. «Вещь»
обернулась человеком. Что было этому причиной? Обеднение рабского рынка
сравнительно со временем Катона, когда десятки тысяч военнопленных раз за разом
выводились на продажу? Вестерман, конечно, прав, приводя эту причину, но она
была отнюдь не единственной, как не единственными были и соображения
хозяйственные. Рабы успели ко времени, когда Варрон писал свой трактат о
сельском хозяйстве, проявить себя и в государственной жизни Рима, и в домашнем
быту, как силу, с которой нельзя было не считаться. Спартак дал урок, хорошо
врезавшийся в память. Сулла, освобождая 10 тыс. рабов, рассчитывал на них, как
на надежную гвардию телохранителей. Милона и Клодия окружает свита вооруженных
рабов, которые для них и охрана, и опора (cic. ad att. iv. 3. 2-4). После
убийства Цезаря обе стороны стараются обеспечить себе поддержку рабов; набирают
их в свои войска и обещают свободу. Тирон был добрым помощником Цицерону,
Стаций – злым гением его брата. Врач, секретарь, управитель хозяйством –
рабовладелец каждую минуту, на каждом шагу натыкался на раба и вынужден был
силой обстоятельств входить с ним в личные, близкие отношения. Все это
приближало «вещь» к хозяину, заставляло в нее вглядываться, настойчиво
объясняло господам, чем может быть «вещь». Объяснения запоминались. Колумелла
пошел дальше Варрона: он советуется с рабами о том, что и как делать,
разговаривает и шутит с ними, поощряет их наградами. Вилику запрещены телесные
наказания: он должен действовать не страхом, а своим авторитетом, его должны
почитать, но не бояться. Нельзя слишком напористо требовать работы: пусть даже
раб прикинется на несколько дней больным и отдохнет; тем охотнее возьмется он
потом за работу. Усиленно подчеркивается внимание, с которым нужно относиться
ко всем нуждам раба – к его здоровью, пище, одежде. Во всех предписаниях
Колумеллы звучит отношение к рабу, как к человеку: он требует от него не только
работы, он хочет его благожелательности, такого отношения к хозяину, которое
заставит работать с охотой, и продумывает целую систему отношений, которые эту
благожелательность обеспечат. Мало того, он идет на уступки, которые улучшат
существование раба.
По букве закона раб не мог иметь никакой собственности: все, что у него было,
принадлежало хозяину. Жизнь внесла свою поправку в юридические нормы. Хозяин
быстро сообразил, какая для него выгода, если он позволит рабу иметь что-либо
свое: во-первых, раб будет охотнее и лучше работать, рассчитывая набрать себе
денег на выкуп, а во-вторых, то, что он приобретает для себя, все равно
останется в качестве выкупа в хозяйских руках. Только совсем уж бессовестные
хозяева накладывали руку на это рабское имущество (оно называлось «peculium»),
а собирал его раб «по унциям» (Ter. Phorm. 43-44), по грошу, отрывая от себя
необходимое, часто подголадывая (ventre fraudato, 80), лишь бы набрать нужную
сумму. Варрон рекомендовал «приложить старание к тому, чтобы у рабов был
пекулий» (r. r. I. 17), и у пастухов, о которых он рассказывает, имеется в
хозяйском стаде несколько собственных овец. Иногда рабы получали «на чай» от
гостей или клиентов, иногда им удавалось что-либо своровать и «тайком увеличить
пекулий» (Apul. met. X. 14). Иногда хозяин давал рабу деньги под проценты, и
тот пускал их в оборот, выплачивая хозяину долг и оставляя прибыль себе. Бывало
и так, что раб вел дело от хозяина, действуя от его лица, а хозяин или
выплачивал ему определенное жалованье, или награждал какими-нибудь подарками.
Все это шло в пекулий. Раб, у ко
|
|