сь воздвигаются великолепные здания, устраиваются сады и парки. Страбон, 
посетивший Рим как раз при Августе, посвятил Марсову Полю восторженные строки: 
«Большая часть дивных сооружений находится на Марсовом Поле: природную красоту 
этого места увеличила мудрая забота. Равнина эта удивительна уже самой 
величиной своей: здесь без помехи можно мчаться на колесницах и заниматься 
другими видами конного спорта; в это же время огромная толпа спокойно 
занимается игрой в мяч, бросает диск, упражняется в борьбе. Здания, лежащие 
вокруг, вечнозеленый газон, венец холмов, спускающихся к самой реке, кажутся 
картиной, от которой нельзя оторвать глаз» (236).
   Марсово Поле становится для римского населения излюбленным местом отдыха и 
прогулок. Радостью Горациева Мены, бедного отпущенника, занимавшего скромное 
место глашатая, были его друзья, собственный домик, а по окончании дел – 
прогулка по Марсову Полю (epist. I. 7. 55-59). Здесь дышат чистым воздухом, 
наслаждаются видом зелени, широким горизонтом, любуются произведениями 
искусства. Здесь же идет торговля предметами роскоши и устроены настоящие 
базары, где «золотой Рим расшвыривает свои богатства». В портике (он был длиной 
1 1/2 км) Юлиевой Загородки (здание это начато было Цезарем и закончено 
Агриппой, зятем Августа и его ближайшим сотрудником) находился ряд лавок; на 
обломках Мраморного Плана они ясно показаны. По словам Сенеки, здесь всегда 
было полно народу (de ira. II. 8. 1), и Марциал заставил Мамурру, героя одной 
своей эпиграммы, обходить эти лавки одну за другой. В одной из них Мамурра 
требует, чтобы ему показали красавцев-рабов, которых прячут от глаз толпы, – 
они предназначены для избранных покупателей, затем переходит к торговцу дорогой 
мебелью, велит снять чехлы со столов из драгоценного африканского «цитруса» и 
достать припрятанные колонки слоновой кости, на которых будет покоиться круглая 
доска этого стола. Вздохнув, что ложе на шесть персон, выложенное черепахой, 
слишком мало для его стола, он идет к продавцу, который торгует коринфской 
бронзой, но она ему не нравится. Дальше следуют лавки с хрустальной посудой, – 
на ней, к сожалению, оказалось пятнышко. У ювелира он пересчитывает драгоценные 
камни в золотых украшениях и количество жемчужин в серьгах, приценивается к 
яшме, сомневается, не поддельный ли сардоник ему показывают, и, наконец, уходит 
под вечер, купив две грошовых чашки (IX. 59). В портике Аргонавтов (выстроен 
Агриппой в 25 г. до н.э.) муж, ослепленный любовью к жене, покупает для нее 
хрустальную посуду и кольцо с алмазом (Iuv. 6. 153—156). Марциал часто 
вспоминает этот портик; здесь постоянно толпился народ (название свое портик 
получил от картин, украшавших его стены: на них изображена была история 
аргонавтов). В портике, который выстроил Филипп, отчим Августа (он и назывался 
Филипповым портиком), вокруг храма Геракла и Муз, шла бойкая торговля париками 
(Ov. a. a. III. 167 – 168).
   На Марсовом Поле, к западу от Широкой Дороги, находились сады Агриппы – парк,
 разбитый Агриппой, по всей вероятности, с намерением подарить его народу: это 
вполне согласовалось с его взглядами, а кроме того, парк этот тесно примыкал к 
его термам, которые, по крайней мере в какой-то своей части, уже давно 
находились в общенародном пользовании. Агриппа развел его на месте Козьего 
болота (palus Caprae), и устройство этого парка было для Марсова Поля такой же 
оздоровительной мерой, как устройство парка на Эсквилине. Сады Агриппы 
подходили к самому портику Помпея; с юга их окаймлял «стоколонный портик» 
(hecatostylon), а за ним тянулся парк с аллеями платанов. В зелени деревьев 
стояли фигуры зверей. Маленький Гилл, любимец Марциала, сунул, расшалившись, 
ручонку в разинутую пасть бронзовой медведицы и погиб от «смертельного укуса 
подлой змеи, спрятавшейся в темном углублении» (Mart. III. 19). Особо надо 
отметить статую умирающего льва работы Лисиппа, которую Агриппа привез из 
Лампсака и «поместил в роще между прудом и каналом» (Str. 590). Пруд, 
находившийся совсем близко от терм, представлял собой естественный бассейн для 
купания и был дополнением к фригидарию; Сенека в молодости обычно начинал новый 
год с купания в ледяной воде этого пруда (epist. 83. 5).
   Наискось от этого парка, к востоку от Широкой Дороги, находился другой парк 
– Поле Агриппы. Марциал со своего третьего этажа видел лавровые деревья на этом 
«поле» (I. 108. 3); парк со статуями и аллеями, обсаженными буксом, примыкал с 
западной стороны к портику Випсании, который начала Полла, сестра Агриппы, а 
закончил Август. В этом портике находилась карта, изготовленная по приказанию 
Агриппы, «который желал показать миру весь мир» (Pl. III. 17). "Если бы мы 
могли с тобой, – пишет Марциал, обращаясь к другу, – располагать нашим досугом 
и жить настоящей жизнью, мы не знали бы ни домов знати, ни противных тяжб, ни 
мрачного Форума, ни горделивых родословных – прогулки, беседы, чтение, Марсово 
Поле, портики, тенистые аллеи, вода Vigro (Марциал, следовательно, особо 
выделяет сады Агриппы. – М.С.), термы – здесь проводили бы мы время, этим бы 
занимались" (V. 20). В конце I в. н.э. житель Рима не может себе представить 
«настоящей жизни» без прогулок на Марсовом Поле.
   Что же представляли собой портики, о которых так часто вспоминают поэты 
августовского времени? На основании Мраморного Плана мы можем представить себе 
их планировку, более или менее одинаковую для всех. Это прямоугольник, обычно 
обведенный крытой колоннадой, обрамляющей сад с аллеями (очень любимы платаны и 
лавровые деревья), купами деревьев и фонтанами. В портике (в узком значении 
этого слова) висят картины; в саду среди зелени и цветов стоят статуи; те и 
другие – часто произведения великих мастеров (Pl. XXXV. 59 114 и 126). Портик 
Октавии был настоящим музеем, где собраны шедевры античного искусства: 
Александр и Филипп с Афиной работы Антифила, Афродита Фидия «исключительной 
красоты», Эрот Праксителя, Асклепий и Артемида Кефисодота, Праксителева сына, 
Эрот с молнией, которого приписывали, одни – Скопасу, другие – Праксителю, и 
ряд других не менее замечательных статуй. Между прочим,