абличек с 
заклинаниями и молитвой к подземным божествам погубить противника и его лошадей.
 Росси относил их ко ii в. н.э., Вюнш – к iv в. Вот конец одной из этих 
табличек: «…свяжите, обвяжите: помешайте, поразите, опрокиньте, споспешествуйте 
мне, погубите, убейте, изломайте возницу Евхерия и его лошадей в завтрашний 
день в римском цирке. Да не выедет хорошо из ворот, да не состязается сильно, 
да не обгонит, не прижмет, не победит, не обогнет счастливо мету, не получит 
награды» (R. W?nsch. Sethianische Verfluchtungstafein aus Rom. Leipzig, 1898). 
Хорошую параллель к этому заклятию представляет табличка из Карфагена: 
«…остановите их, свяжите, заберите от них всю силу; пусть они не смогут 
переступить ворот, сделать шаг по арене, а что до возниц, парализуйте их руки; 
пусть не смогут они увидеть вожжей, не смогут держать их. Сбросьте их с 
колесницы, ударьте оземь; пусть растопчут их копытами собственные лошади. Не 
медлите, не медлите; сейчас, сейчас, сейчас!»].
   В облике этого лихого и злого удальца есть одна трогательная черта: 
отношение к лошадям, на которых он ездит. Людское общество складывается для 
него из двух категорий: товарищей-возниц и восторженных поклонников, осыпающих 
его подарками и похвалами; он дышит воздухом этого восторга, собирает их 
подарки и скапливает богатство, но в глубине души презирает эту толпу. Разве 
кто-нибудь из них отважится на то, что для него совершенно обычно? И если 
счастье отвернется от него, разве они не отвернутся тоже? Товарищи? Они так же 
хладнокровно погубят его, как и он их. Подлинные друзья, на которых можно 
положиться, которые не подведут и не обманут, – это кони; они опора и помощь; 
от них зависит и победа, и самая жизнь; и возница неизменно делится с ними тем, 
чем дорожит больше всего, – своей славой [182 - Имена лошадей, на которых 
Кресцент одержал свою первую победу, упомянуты в почетной надписи, поставленной 
ему после смерти (cil. vi. 10 050 = dess. 5285); названы также лошади Диокла. 
Какой-то возница (имя не сохранилось) составил список левых пристяжных, на 
которых он выезжал в цирке и на которых одержал победу, с упоминанием их масти 
и того, кто их объезжал (cil. vi. 10 056). Жеребец Аквилон и его сын Гирпин 
(оба, видимо, ходили в левой пристяжке и оба одержали больше 200 побед) 
удостоились почетной надписи (cil. vi. 10 069). Цирковые рысаки пользовались в 
Риме широкой известностью: их качества, их вид, все их особенности служили 
темой горячих обсуждений. Марциал рассчитывал, что его «изъеденные молью 
эпиграммы» возьмут в руки, устав от разговоров о Скорпе и Инцитате (xi. 1. 
15-16). Он, Марциал, «известный племенам и народам», не был известнее жеребца 
Андремона (x. 9. 3-5); светский человек считал обязанностью знать родословную 
цирковых скакунов (mart. iii. 63. 12). Одна лошадь из Африки удостоилась даже 
эпитафии (cil. vi. 10 082):Песков гетульских детище,Завода честь гетульского,
Ветров в бегу соперница,Во цвете лет погибшая,Ушла, Спевдуса, к Лете ты.Пер. Ф.
А. ПетровскогоЛошади, одержавшие сто побед, назывались «centenarii».Беговые 
общества приобретали лошадей на конных заводах в Апулии и Калабрии; об этих 
заводах рассказывает Варрон и в своем «Сельском хозяйстве» (II. 7); схолиаст к 
Ювеналу (I. 155) пишет, что Тигеллин, обзаведясь пастбищами в тех областях, 
устроил там конный завод и объезжал лошадей для цирковых состязаний. Очень 
ценились «гирпинцы» – лошади из области гирпинов в Самнии (Mart. III. 53. 12; 
Iuv. 8. 63 и схолиаст к этому стиху). Сын жеребца Аквилона получил имя Гирпина 
или по месту рождения, или за свои превосходные качества. Колумелла говорит о 
выведении рысистых лошадей (VI. 27. 1-8), и экстерьер лошади, который он дает 
(VI. 29), – это экстерьер рысака. Плиний в восхвалении Италии, заканчивающем 
его «Естественную историю», среди всех благ, которыми Италия одарена, называет 
рогатый скот и лошадей: «лучше их нет в тройках» (XXXVII. 202). В большой чести 
были лошади из Испании и Африки.К главе тринадцатой].


   ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. КЛИЕНТЫ
   Утро влиятельного и знатного человека начиналось в Риме с приема клиентов. 
Мы не можем сказать, какую часть городского населения составляли эти люди, но, 
судя по тому, что и Ювенал, и Марциал, и Сенека говорят об их «толпах», судя по 
тому, какое внимание уделяет им литература I в. н.э., сословие это не было 
малочисленным и в жизни римского общества того времени являлось элементом 
необходимым и очень характерным.
   Клиентела развилась из древнего обычая (римские антиквары приписывали его 
установление Ромулу) ставить себя, человека мелкого и бессильного, под 
покровительство могущественного и влиятельного лица. Покровителя и отдавшегося 
под его защиту связывали узы такие же священные в глазах древних, как узы 
родства; первый помогал своему клиенту советом, влиянием, деньгами; клиент 
поддерживал покровителя в меру своих сил, чем только мог. К I в. н.э. отношения 
эти в значительной степени утратили этот старинный характер: клиенты 
превратились просто в прихлебателей своего покровителя, который держал их возле 
себя, потому что этого требовал «хороший тон» римского общества: знатному 
человеку неудобно и неловко было показаться на улице или в общественном месте 
без толпы провожатых – клиентов.
   Писатели I в. н.э. оставили красочные описания клиентской жизни; в ней не 
было труда, но было много беспокойства и досыта унижения. День клиента 
начинался с раннего утра: он должен был облечься в тогу, этот официальный 
мундир, мучительно неудобный, и в темноте, по грязным римским улицам, часто с 
другого конца города идти к своему «господину» приветствовать его с добрым 
утром. Марциал уверял, что он покинул Рим, чтобы наконец отоспаться (XII. 68. 
5-6) и наверстать в родном, тихом городке Испании все, что он не доспал за 
тридцатилетнюю жизнь клиента (XII. 18. 15-16), во время которой он «с глухой 
полуночи, в тоге» готовился терпеть «свист резкого аквилона, ливень и снег» (X. 
82. 2-4). Приходилось торопиться: в прихожей затемно собиралась целая толпа; 
ожидали, когда впустят в «горделивый атрий». Случалось, что пускали не всех; 
иногда пробивались силой, отталкивая более слабых. «Посмотри на дома людей 
могущественных, на этот порог, у которого шумят и ссорятся клиенты! Много 
получишь ты обид, чтоб войти, еще больше, когда войдешь» (Sen. ep