ним парламентского большинства. С этой целью ораторы оппозиции произносят 
бесконечно длинные речи, делают всевозможные «запросы» правительству, требуя 
для них «неотложности», т. е. немедленного обсуждения, стараются добиться 
голосования иногда по совершенно пустым вопросам (что отнимает очень много 
времени); наконец, в крайних случаях оппозиция производит такой шум, что лишает 
правительственных ораторов физической возможности говорить. Все это делается с 
целью вынудить у правительства какие-нибудь уступки и заставить его пойти на 
соглашение с оппозицией. — Ред.
[2] Интерпелляция — запрос, обращенный к правительству по поводу какого-нибудь 
обстоятельства внутренней или внешней политики, заинтересовавшего почему-либо 
депутата. Право инициативы — право предложить какой-нибудь законопроект на 
обсуждение парламента. — Ред.
 

393
 
предложение, с которым он входил в сенат, называлось relatio. Сенат не имел 
права внести в «порядок дня» какую-нибудь relatio: если он постановлял, что на 
таком-то заседании будут обсуждаться такие- то дела, то это было с его стороны 
лишь простое пожелание, на которое председатель мог не обращать никакого 
внимания.
Relatio могла касаться как общего положения государства, так и какого-нибудь 
специального вопроса. Она начиналась всегда следующей формулой: «В интересах 
римского народа квиритов, отцы-сенаторы, мы предлагаем на ваше обсуждение 
следующее». Далее следовало изложение самого предмета реляции, которая 
заканчивалась такими словами: «Что следовало бы сделать по этому поводу?» 
Relatio ограничивается лишь изложением предмета, не заключая в себе никаких 
решений. Впрочем, председатель мог присоединить к этому речь и в ней выразить 
свое личное мнение, мотивировать его и убеждать сенат принять его. Он мог также 
поручить кому-нибудь другому составление доклада. Так бывало обыкновенно, в 
особенности в делах, касающихся религии. Если какое-нибудь иностранное 
государство или провинция посылали делегацию в Рим, то, согласно обычаю, 
председатель вводил ее в сенат и предоставлял ей слово; при этом каждый сенатор 
мог обращаться к ней с вопросами.
Почти всегда после доклада председателя происходили прения, но порядок этих 
прений отличался от современного. В Риме сенатор не просил слова и не 
записывался заранее, чтобы говорить по данному поводу в том или ином смысле; 
наконец, раз высказавшись, он уже не имел права спорить с теми, кто ему 
возражал. Сенаторы говорят по приглашению председателя, который обращается к 
ним поименно, напр.: «Марк Туллий, говори», в том порядке, в каком они внесены 
в список. Каждый сенатор занимал в списке определенное место, соответствующее 
высшей должности, какую он раньше занимал, причем бывшие консулы стояли выше 
бывших квесторов, а те выше бывших эдилов, эти последние выше бывших трибунов, 
а трибуны в свою очередь предшествовали бывшим преторам; pedarii, т. е. 
сенаторы, не бывшие раньше магистратами, не вызывались поименно. До 208 г. до Р.
 X. старший из патрициев, побывавших раньше в должности цензора, считался 
princeps senatus и вследствие этого имел право говорить первым; с 208 же года 
требование старшинства в данном случае было уничтожено. После Суллы совсем уже 
не было princeps senatus: во главе списка просто помещали самого старшего из 
присутствующих, не предоставляя ему никакой прерогативы. Обыкновенно консулы по 
взаимному соглашению назначали консуляра, которому будет принадлежать первое 
слово в течение всего года. На всех ступенях этой иерархической лестницы 
магистраты, выбранные на должность, имеют преимущество перед теми, кто исполнял 
эту должность раньше: так консул подавал голос раньше консуляра.



394
 
Спросить мнение сенатора называлось sententiam rogare, выразить его — 
sententiam dicere. Первый спрошенный составлял письменное предложение; те, кто 
говорил после него, или присоединялись к этому предложению, или составляли 
новую формулу. Если они соглашались вполне, то оставались сидеть; наоборот, они 
вставали, если считали нужным подробнее изложить свое мнение, согласное, или 
несогласное с мнением предшествующего оратора. Председатель не был вовсе обязан 
переспросить по порядку всех сенаторов. Если ему казалось, что вопрос исчерпан, 
дело освещено со всех сторон, и одно из высказанных мнений разделяется 
значительным большинством, то он мог прекратить прения. Бывали даже случаи, 
когда он приступал к голосованию совсем без прений, но тогда каждый из 
присутствующих имел право обратиться со словами: «Консул, спроси», и 
председатель был обязан, по крайней мере нравственно, исполнить это требование.
После того как все изложили свое мнение, начиналось голосование. Председатель 
мог сразу же по своему желанию устранить некоторые из сделанных предложений и 
установить очередь для других, но если вопрос был более или менее сложен, 
сенаторы могли требовать его расчленения и отдельного голосования каждого 
пункта. Голосование происходило не поднятием рук, как у нас, и не по запискам, 
но при помощи discessio. Председатель предлагал сенаторам, которые были за 
какое-нибудь мнение, сесть на правые скамьи, а остальным — на левые; он 
устанавливал, на какой стороне было большинство, иногда производя для этого 
счет голосов, и затем объявлял о результатах голосования. Если голоса делились 
поровну, то предложение, конечно, отвергалось. Для законности решений 
установлен был известный минимум, но так как постоянно очень многие из 
се