ть у воинов веру в богов!
 Спартак снова улыбнулся и примирительным тоном сказал:
 — Ты напрасно горячишься! Не собираюсь я покушаться на вашу веру в богов! Кто 
хочет, пусть верит! Единственное мое пожелание вот каково: ты сам, как один из 
влиятельных вождей войска, не будь доверчив к подаркам, лести, к рассказам 
шарлатанов и кудесников о снах, заклятиях, вызывании демонов! Многие в прошлом 
погибли из-за своей доверчивости и погубили с собой других. Особенно мне 
подозрительны такие ценные подарки! Ты ведь знаешь римский обычай: ничего даром 
не давать! Даже богам приносят жертву со словами: «Даю тебе, чтобы ты мне дал!» 
Что же твои таинственные поклонники хотят от тебя? Хорошо, если они не связаны 
с консулами!
 — Ты считаешь меня таким простофилей?! — обиделся Крикс.
 — Нет, не считаю! — отвечал Спартак. — Но я бы очень тебе советовал, мой друг, 
быть в делах постоянно осторожным. Мы на войне! Нас окружают римские шпионы! 
Они стараются проникнуть в наш лагерь, купить неустойчивых и алчных, втереться 
с помощью лести и подарков в доверие к высшим командирам.
 — Разве я о том забываю?! — снова обиделся Крикс. — Ты меня поучаешь как 
мальчишку! Но разве я плохо исполняю свои обязанности? Тогда лиши меня моей 
должности! Может, ты найдешь кого-нибудь более умного и достойного, кто с 
большей охотой, чем я, рискует в бою головой!
 Спартак осуждающе покачал головой:
 — Ах, Крикс, Крикс! Зачем ты это говоришь?! Никто не сомневается, что ты 
честно исполняешь обязанности. Тебя отличает храбрость, бескорыстие, 
благородство, знание военного дела. Мы все это знаем и добрые твои качества 
ценим! Но ты слишком горяч и недостаточно осмотрителен! Ты позволяешь своим 
страстям увлекать себя за ту границу, которая допустима для полководца!
 — Что ты имеешь в виду, Спартак? — явно рассердившись, спросил Крикс.
 — Сам знаешь, дорогой друг!
 — Нет, Спартак, говори, если начал! Вождю следует говорить откровенно! Не 
должен подчиненный гадать над тем, чего он хочет или не хочет!
 — Скажу! Скажу, не беспокойся, — согласился Спартак. — А пока ответь мне: у 
тебя есть золотые кубки и чаши?
 — Есть, — нехотя признался Крикс.
 — И много?
 — С десяток.
 — Откуда ты их добыл?
 — Одни куплены по моему поручению в счет моей военной добычи, присужденной мне 
по жребию, другие принесли мне друзья в подарок.
 — Какие у тебя щедрые друзья, Крикс! — усмехнулся Спартак. — Каждый раз 
приносят что-то очень ценное в подарок: то кольцо стоимостью в целое состояние, 
то золотые чаши! Ты бы познакомил меня с ними! Очень мне интересно на них хотя 
бы одним глазком взглянуть!
 — Познакомлю… позже… — насупившись, отвечал самнит.
 — Скажи, Крикс, для чего тебе золотые чаши и кувшины? — опять спросил Спартак.
 — Почему ты не можешь пить из глиняных или деревянных?
 — Потому что я свободный человек, — ответил Крикс с раздражением. — Неужели 
непонятно?! Из глиняной или деревянной посуды пусть рабы пьют, а я ныне 
свободен и располагаю средствами. Поэтому я хочу пить из золотых кувшинов и 
кубков, хочу пить и есть на золоте, как римские сенаторы, как самый богатый из 
римлян — Марк Красс!
 Спартак опять улыбнулся:
 — Как ты, Крикс, ошибаешься, даже удивительно! Как раз Марк Красс, самый 
богатый человек из римлян, пьет и ест из самой простой посуды. Посуда 
серебряная или золотая выставляется редко, ради особо почетных гостей. Красс 
очень воздержанный человек, Крикс! И заметь, он — поклонник философии. А ты и 
не знал? Да, Красс — перипатетик, он сторонник этики Аристотеля!
 — Пусть, если хочет, пьет даже из собачьего черепка! — проворчал Крикс. — А я 
хочу пить и есть на золоте. И многие наши тоже. Ты ведь слышал, наверное, эти 
строки поэта:



   Коротки и быстротечны человеческие дна —
   Сколько можешь, наслаждений в чаше жизни зачерпни.



 Так перестань же, Спартак, прижимать нас по мелочам! Не забывай той истины, 
которая высказана другим поэтом:



   Тебе дано Судьбою царство, чтоб ты им правил справедливо,
   Ты должен избегать насилья и не таить его в груди.



 — Так я, по-твоему, вас прижимаю? — возмутился Спартак. — Я — новый тиран?
 — Я подобного не говорил, — отвечал Крикс. — Но это будет действительно 
тиранией, если ты не станешь давать нам жить как мы хотим, даже в мирное время. 
Достаточно, что мы все тебе беспрекословно подчиняемся в бою и в походе!
 — Так я, значит, неправильно поступаю, я вас зажимаю? — снова переспросил 
Спартак. Обвинение казалось ему верхом несправедливости.
 — Конечно, неправильно, — подтвердил Крикс. — Давно известно: власть 
полководца по своей природе близка к тирании, так же, как безрассудство 
соприкасается с храбростью, расточительство с щедростью.
 — Нет, Крикс, ты ошибаешься, — покачал головой Спартак. — С моей стороны нет 
даже и намека на тиранию. Я хочу порядка, дисциплины, бдительности. Только с 
ними, а не с золотыми чашами и кувшинами, в непрерывных попойках, в обществе 
юнцов и женщин можно побеждать на войне.
 — Нет, Спартак, я не могу согласиться с тобой! — стоял на своем самнит. — Ни 
попойки, ни золотые чаши не имеют отношения к честному исполнению каждым своих 
обязанностей. Отдельные поражения могут быть в любом случае. Потому-то и 
говорит один из поэтов:



   Рок в бездну трудностей порой нас бросит,
   А после облегчение приносит.



 А другой поэт считает даже некоторые неудачи полезными. Он так говорит об 
этом:



   Сноси свою Судьбу, пусть даже Рок вершит
   Не то, что ты хотел, — ты все ж не будь строптив.
   Для мужа будет жизнь приятною тогда,
   Коль в наслажденьях есть какой-то перерыв.



 — Странно ты рассуждаешь, Крикс! — воскликнул Спар