(Орозий). Множество знатных лиц в цепях были доставлены к Спартаку и 
после суда, изобличившего их в различных тяжелых преступлениях (шпионаж, 
убийство повстанцев из-за угла и т. п.), были обезглавлены.
 Октябрь — ноябрь 73 года запомнились всем современникам восстания Спартака, их 
детям, внукам и даже отдаленным потомкам. Цицерон говорил впоследствии о «гнете 
ужасов и опасностей невольнической войны», Гораций (I в. до н. э.) — о «злобе» 
вождя рабов, Флор — о «страшном избиении» рабовладельцев южноиталийских городов 
(2 в. н. э.), Тацит (I в. н. э.) — о «прежних несчастьях», Юлий Капитолии (4 в. 
н. э.) — что Спартак «не терпел никого из знатных». О том же говорит Аммиан 
Марцеллин (4 в. н. э.): «Сколько, — замечает он, — голов, перед которыми 
трепетали народы, пали под позорным топором палача».
 Положение рабовладельцев усугублялось еще и тем, что повстанцам повсюду 
сочувствовали плебейские низы — «городские подонки», как презрительно именовал 
их Цицерон, а в сельской местности — разоренное и бедное крестьянство. В целом 
события, происходившие на италийской почве, сильно напоминали события в Сицилии,
 происходившие там во время восстаний рабов. Диодор о последних писал так: 
«…простой народ не только не сочувствовал богатым, но, напротив, радовался, так 
как завидовал неравномерному распределению богатств и неравенству положения. 
Зависть, порожденная бывшим прежде горем, перешла теперь в радость, когда 
увидели, как блестящая судьба обратила теперь свое лицо к тем, к кому она 
раньше относилась с презрением. Самое же замечательное во всем этом было то, 
что восставшие рабы, разумно заботясь о будущем, не сжигали мелких вилл, не 
уничтожали в них ни имущества, ни запасов плодов и не трогали тех, которые 
продолжали заниматься земледелием; чернь же из зависти, под видом рабов 
устремившись по деревням, не только расхищала имущество, но и сжигала виллы».

 III

 Успехи восставших были велики. Силы их росли непрерывно. Римская власть на юге 
Италии оказалась совершенно разрушенной. На местах стихийно стали возникать 
новые органы власти.
 В этот период Спартак усиленно укрепляет дисциплину, старается избавить войско 
от сомнительных элементов, вносивших смуту и разложение, навлекавших на него 
всевозможными злоупотреблениями, грабежами и преступлениями позор, проклятия и 
нарекания местного италийского населения. Эти преступные элементы после первых 
бесполезных уговоров (когда дело казалось еще недостаточно ясным) он, опираясь 
на свой авторитет, начал подвергать дисциплинарным наказаниям, потом — изгнанию 
из войска и даже казни. Прецедент к введению смертной казни в повстанческом 
войске дало одно крайне неприятное для него дело. Произошло оно в тот момент, 
когда повстанцы производили избиение римской аристократии и ее сторонников на 
юге, очищая с помощью массового террора от врагов города Нолу, Нуцерию, 
Консенцию и Метапонт. В это именно время, пользуясь обстоятельствами момента, 
один из командиров с кучкой приближенных коллективно изнасиловал одну очень 
красивую женщину-патрицианку из Рима, взятую в плен. Знатная пленница покончила 
самоубийством «в отчаянье от нарушения своего целомудрия» — так сказали 
Спартаку окружавшие ее другие пленницы. Этот гнусный случай привел верховного 
вождя восстания в ярость. Больше всего он боялся, что войско, поддаваясь дурным 
примерам командиров, выродится в банду грабителей и насильников, у которых не 
будет за душой ничего святого.
 Итак, он вызвал виновных в тяжком преступлении на суд своего войска. Здесь, 
перед сходкой солдат и командиров, Спартак держал горячую и убедительную речь о 
том, зачем поднято восстание, чего они добиваются, как можно и как нельзя себя 
вести. Преступники защищались, как могли, но доводы их не имели успеха. Судом 
войска они были приговорены к смерти, и войско, по принятому обычаю, побило их 
камнями.
 Чтобы завершить это очень неприятное, но поучительное дело, Спартак 
распорядился с почетом погрести покончившую самоубийством женщину, а у ее 
могилы устроить, по римскому обычаю, гладиаторские игры. Гладиаторами выступали 
400 пленных римлян из знатной молодежи. Бились только до крови, но не до смерти.
 Войско повстанцев выступало в качестве зрителей.

 IV

 В один из октябрьских дней, после полудня, Крикс пришел в палатку Спартака. 
Молодые стражи беспрекословно пропустили его: все уважали Крикса за 
многочисленные прекрасные качества души и великую доблесть на войне.
 Спартак, сидя в кресле, читал какой-то свиток. Увидев вошедшего, он отложил 
книгу в сторону, встал и тепло приветствовал Крикса. Оба вождя расцеловались.
 — Я принес тебе, доблестный Спартак, прекрасную новость, — весело начал Крикс.
 — Какую? — улыбаясь, спросил Спартак. — Может, паши отряды одержали где-нибудь 
победу над римлянами?
 — Нет, известие совсем иное: мои разведчики в четырех часах езды от нашего 
лагеря обнаружили кабанов — мощного секача, самку, четырех подсвинков и дюжину 
поросят. Я хотел бы пригласить тебя на охоту. Ты давно последний раз охотился?
 — Очень давно. Последний раз в Лукании, когда был пастухом. Там мы охотились 
на волков, а в Понте — на леопардов, медведей, оленей… А на кабанов как-то не 
приходилось.
 — Вот и отлично, — обрадовался Крикс. — Получишь большое удовольствие от охоты.
 — Охота на кабана — одна из самых увлекательных! Сегодня вечером и отправимся. 
Охотиться будем ночью.
 — Ночью? — удивился Спартак. — А почему ночью?
 — Кабан очень осторожное животное, — пояснил Крикс. — Днем он отлеживается в 
болотистых местах и непроходимых чащах, а ночью выходит на кормежку. После 
захода солнца я за тобой зайду.
 Из лагеря выехали до темноты. Впереди за вооруженными разведчиками ехали 20 
псарей со сворами породистых и быстрых собак: критскими, локридскими и 
лаконскими. За ними колонной по четыре следовали Спартак и Крикс с охраной 
изб