акомый с 
перипетиями тайной политики, тут же дал новому претору кличку «Вариний», то 
есть «Непостоянный».
 После спартаковской войны связи П. Вариния с Гн. Помпеем еще больше окрепли. 
Он принимал участие в походах Гн. Помпея против Митридата и вместе с другими 
офицерами хорошо нажился на них. Новую гражданскую войну (49—45 гг. до н. э.) П.
 Вариний встретил в рядах партии Гн. Помпея, вступив в его армию в качестве 
ветерана-добровольца. 65 лет от роду он пал в сражении с войсками Цезаря под 
Диррахием (48 г. до н. э.).
 Когда стал вопрос о необходимости найти Г. Клавдию преемника в связи с 
поражением, понесенным им от восставших рабов, отец и сын тут же решили (как до 
них и весь клан Лукуллов и Клавдиев), что не следует упускать возможность 
разгромом Спартака укрепить шансы П. Вариния на консульство. Так как ставленник 
консулов Лукуллов полностью обанкротился и у них не было никакой причины для 
противодействия, а другие претенденты не имели такого влиятельного ходатая, как 
П. Вариний, то вопрос, поставленный им в сенате, на что он имел право как 
претор, оказался решен в его пользу.
 Получив назначение на войну с рабами в ранге пропретора, новый командующий 
решил действовать осторожно. С большим разбором он выбрал себе офицеров. На 
роль советчика и легата П. Вариний пригласил своего товарища по претуре 
Коссиния (113—73 гг. до н. э.), считавшегося знатоком военного дела, тоже друга 
Цицерона.
 В начальники конницы новый командующий избрал храброго молодого человека из 
всаднической фамилии — Фурия (ок. 103—73 гг. до н. э.). Этот плебейский род был 
знаменит (здесь числились преторы, военные трибуны е консульской властью, 
консулы, диктаторы, цензоры), отличался удачей в военных делах (они водили в 
бой римские войска в войнах с эквами, вольсками, этрусками). Но особую славу 
Фуриям доставила война с галлами, ибо М. Фурий Камилл (4 в. до н. э.), «отец 
отечества», освободил Рим от захвативших его галлов, заново отстроил 
разрушенный город, а затем повторно победил страшных кельтов.
 Этот чисто психологический момент наряду с личными качествами начальника 
конницы П. Вариний также принимал во внимание. И в разговорах с сенаторами он 
постарался распространить славу своего начальника конницы как можно шире. Он 
полагал, что находившиеся под командой Спартака галлы, узнав о его выборе, зная 
его собственную родословную, почувствуют смущение и страх.
 Расчет его не сбылся, а самому Фурию, пылавшему честолюбием, не удалось 
повторить подвигов предков: в боях со спартаковцами он погиб, не успев стяжать 
ни славы, ни карьеры.
 Третьим офицером П. Вариния, а именно квестором, стал 30-летний Г. Тораний 
(103—45 гг. до н. э.). Отец его был опекуном Г. Цезаря в его юношеские годы. 
Самому Г. Торанию (брат его, квестор Метелла Пия, недавно погиб на войне с 
Серторием) выпадет в будущем великая честь: стать опекуном сына умершего друга, 
пропретора и наместника Македонии Г. Октавия — будущего императора Августа (59 
г. до н. э.). Через 10 лет после этого Г. Тораний примет участие в войне Помпея 
против Цезаря и закончит свои дни в изгнании на Коркире. Именно ему, своему 
верному единомышленнику, будет присылать Цицерон письма, полные горечи.
 Таковы были офицеры П. Вариния — нового командующего, под начальство которого 
сенат поставил передать два легиона (12 тысяч человек) пехоты и 2 тысячи 
всадников. Солдат, правда, предстояло еще собрать, за исключением 4 тысяч 
ветеранов, переданных претору сразу сенатом.
 Сбор сил затянулся. Несмотря на разосланные в разные стороны предписания, 
воины не желали идти в армию и разбегались. Приходилось рассылать повсюду 
военные отряды и, собрав уклонявшихся от службы силой, связывать их затем 
присягой.
 Но сопротивление в деревнях не прекращалось. Жители не хотели давать лошадей, 
повозки, продовольствие. Полководцу приходилось лично объезжать округа и 
взывать к римскому патриотизму.
 Между тем из Кампании к Варинию поступали сведения, что Спартак начал 
объединять повстанческие отряды, завел тяжелую и легкую пехоту и усиленно 
обучал ее по римскому образцу.
 Удручали претора известия и из других областей Италии. По сообщениям, 
недовольство росло всюду на глазах, потенциально увеличивая силы рабов и 
привлекая на сторону мятежников толпу простого народа.

 II

 А в Риме еще не понимали, что в действительности происходит. Дни шли там 
заведенным чередом. Сенат, собираясь на заседания, обсуждал текущие дела, 
вопросы внешней политики, вел переписку с Гн. Помпеем и обоими Лукуллами. То 
тот, то другой сенатор, сказавшись больным, уклонялся от докучливых прений и 
отбывал в пригородные имения, чтобы проверить на месте положение дел, 
удостовериться, не ворует ли вилик, уменьшая его доходы, шел на форум послушать 
судебные прения, отправлялся в баню или цирк, полюбоваться бегами колесниц и 
пантомимой, или уезжал на время «встряхнуться» на модный курорт в Байи. Здесь, 
расфранченный и надушенный, в закрытых носилках,