нию в неверности из-за преступления, 
как они говорили, «немногих». К тому же их выводили из себя насмешки 
кельтиберов, всячески коривших их как людей, потерявших значение и доверие. 
Чувствуя себя в затруднительном положении, римляне-эмигранты все-таки не 
решались оставить Сертория: многие не надеялись на мир с сулланцами, а Серторий 
имел репутацию блестящего полководца и подтвердил ее многими победами. Поэтому 
значительное число марианцев правого крыла поневоле оставалось в лагере вместе 
с твердыми сторонниками Сертория.
 Впрочем, у правого крыла имелось и много других оснований для неудовольствия. 
Им не нравился в целом весь политический курс Сертория, направленный на 
романизацию Испании и привлечение на его сторону местного населения. Этот курс 
Сертория базировался на проведении следующих мероприятий: 1) снижение налогов, 
2) мягкое обращение с населением, чуждое всякой надменности и жестокости, 3) 
освобождение городов от постов (воины жили в зимних бараках в городских 
предместьях), 4) уважение местных обычаев (награждение солдат и офицеров 
цветным платьем, оружием, изукрашенным золотом и серебром, и пр.), 5) введение 
в испанском войске римской военной организации, 6) распространение о себе слуха 
как о посланце божества (с этой целью Серторий держал при себе белого оленя, 
якобы открывавшего ему волю бога), 7) забота о детях (детей аристократов учили 
в латинской школе в городе Оске).
 Тайные и явные разногласия среди сторонников Сертория, безусловно, отражались 
на ведении боевых операций. Полководцы сената хотя и медленно, но успешно 
начали теснить врагов. Они отняли у серторианцев восточную Испанию, заняли 
города, служившие Серторию складами оружия, перенесли операции на верхнее и 
среднее Эбро.
 Метеля, по-стариковски упорный, несмотря на прошлые неудачи (прежде он злился 
и говорил: «Да кто такой Серторий?! Он — дезертир войска Суллы, он — остаток 
разбитой армии Карбона!», потом за убийство Сертория обещал 100 талантов 
серебра и 20 тысяч плетров, а изгнаннику право вернуться в Рим), наконец-то 
поймал успех за крылья и разбил своего старого недруга Гиртулея, ближайшего 
соратника Сертория, наголову. Сам полководец пал в битве. Это печальное событие 
произвело огромное впечатление на всю Испанию. Верность многих городов 
поколебалась, и они один за другим стали сдаваться римским полководцам.
 Была уже глубокая осень, когда Помпей осадил непокорную Палланцию, знаменитый 
в Испании город ваккеев, племени кельтиберов, очень культурный и богатый в 
недавнем прошлом золотом. Серторий заставил врагов снять осаду. Помпей поджег 
деревянные стены города (Серторий их потом восстановил) и удалился на 
соединение с Метеллом. Вскоре после этого Серторию удалось нанести римлянам 
поражение у местечка Калачур (верхнее Эбро). Убив 3 тысячи врагов, он отвел 
войска на зимние квартиры. Это сделали и Помпей с Метеллом. Кампания 74 года в 
Испании закончилась.
 Оба сенатских полководца могли чувствовать себя вполне удовлетворенными ее 
результатами: лагерь противника, несмотря на некоторые успехи Сертория, 
разваливался на глазах, и это внушало большие надежды. Метелл, вначале 
недоверчивый, полностью признал своего младшего но возрасту коллегу. 
Действительно, Помпей показал во все эти трудные годы качества умелого политика 
и дипломата. Он обнаружил твердый ум, быструю сообразительность, такт и 
осторожность во всех делах, в боях — бесстрашие, замечательную физическую силу 
и выучку. Он умел находить общий язык с солдатами, с удовольствием исполнял 
вместе с ними физические упражнения, ел из солдатского котла и не жалел 
собственных денег на выплату жалованья. В этом молодом человеке, казалось, 
возродился Г. Марий, но стоявший не против сената, а за него.

 II

 За подготовку к новой войне с римлянами Митридат взялся вплотную с середины 75 
года. На этот раз, умудренный опытом, он действовал иначе, чем прежде. «Он 
отказался от пестрых полчищ, от устрашающих разноязыких варварских воплей, не 
приказывал больше готовить изукрашенного золотом и драгоценными камнями оружия, 
которое прибавляло не мощи своему обладателю, а только жадности врагу. Мечи он 
велел ковать по римскому образцу, приказал готовить длинные щиты и коней 
подбирал таких, что хоть и ненарядно разубраны, зато хорошо выучены. Пехоты он 
набрал 120 тысяч и снарядил ее наподобие римской; всадников было 16 тысяч, не 
считая серпоносных колесниц. К этому он прибавил еще корабли, на сей раз без 
раззолоченных шатров, без бань для наложниц и роскошных покоев для женщин, но 
зато полные оружием, метательными снарядами и деньгами» (Плутарх).
 Пехоту Митридат поделил на 12 армий по 10 тысяч человек. Каждая из них имела 
своего полководца. Всего их было 12. Восемь полководцев были понтийцами: 1. 
Таксил — парфянин, 2. Гермократ — сицилиец, 3. Эвмах — фригиец, 4. Александр — 
пафлагонец, 5. Дионисий — фракиец, 6. Диокл — афинянин, 7. Метрофан — вифинец, 
8. Гермей — уроженец Малой Азии (из Троады).
 Четыре оставшихся полководца являлись римлянами: 1 — сенатор М. Варий, 
присланный Серторием в качестве командующего римскими частями, 2 — сенатор и 
претор М. Марий, присланный тем же Серторием, 3, 4 — два бывших офицера Фимбрии,
 заключавшие союз между Митридатом и Серторием, — Л. Фаний и Л. Магий.
 Обстановка на понтийских командных верхах накануне войны была напряженной. 
Митридат после бегства Архелая к римлянам провел серьезную чистку среди своих 
военачальников. В связи с этим интриги и взаимные обвинения среди полководцев 
процветали как никогда. Молодые обвиняли стариков в продажности. И так как 
факты подкупа полководцев в период Первой Митридатовой войны (89—85 гг.) 
действительно были, то Митридат стал очень подозрительным. Охотно принимая 
доносы, он отстранил от командования видного п