лал в сенат письмо. В нем он очень 
прозрачно угрожал вернуться с войском в Италию, если не получит необходимых 
подкреплений и денежных субсидий. В начале 74 года, в консульство Лукулла, 
сенат заслушал письмо Помпея на официальном заседании. К тому времени назрела 
новая война с Митридатом, возвращение Помпея было бы очень некстати. В кулуарах 
сената говорили, что разочарованный ходом военных действий в Испании полководец 
мечтает о назначении на более легкую и выгодную войну. Под последней имелась в 
виду война с царем Понта. Однако ни одна из сенатских групп, за исключением 
сторонников Помпея, не хотела на это согласиться. Поэтому по предложению 
консула Л. Лукулла (а он и сам имел в виду командование в данной войне) были 
приняты меры, удовлетворявшие насущные потребности находившихся в Испании 
полководцев.
 Неспокойно было и в Иллирии. Посланный туда наместником пропретор Г. Косконий 
в течение 3 лет (76—74 гг. до н. э.) воевал с местными племенами. После двух 
лет осады с большим трудом он взял их главную крепость — город Салону. И все 
это время 50-тысячное римское войско раздиралось партийными интригами 
(направлялись они из Рима). В 74 году легат пропретора М. Атилий Бульб (Цицерон 
об этом стороннике Цетега говорит так: «Он вообще негодяй, подлец, мошенник, 
запятнавший себя многочисленными гнусностями») пытался взбунтовать самый 
влиятельный легион, чтобы подчинить затем всю армию. Он потерпел неудачу и в 73 
году оказался привлечен к суду по обвинению в государственной измене. П. Цетег 
благодаря своему влиянию все-таки сумел его оправдать. Во времена спартаковской 
войны Бульб неоднократно выступал в качестве судьи и, по утверждению Цицерона, 
прославился продажностью.
 Еще хуже, чем в Иллирии, обстояли дела в Македонии и Фракии. В течение 78—76 
годов проконсул Македонии Аппий Клавдий тщетно пытался овладеть стратегически 
важной областью на македоно-фракийской границе. Он умер в ходе боевых действий, 
а его преемнику Г. Скрибонию Куриону, видному полководцу Суллы, после ряда 
сражений с фракийцами пришлось переключиться на дарданов, тревоживших его 
провинцию набегами с севера (74 г.).
 Накаленной выглядела обстановка и на дальних восточных рубежах республики. С 
подозрением наблюдал сенат за действиями армянского царя. Тигран явно показывал 
намерение стать наследником распадавшегося царства Селевкидов. Он распространил 
власть по восточному берегу Евфрата и пытался присоединить Каппадокию. В 78 
году оттуда было переселено в Армению население 12 городов (это переселение 
рассматривалось римлянами как первый шаг к реализации его опасных планов). 
Тигран покорил часть Киликии, Сирии и Финикии. Антиохия, столица Селевкидов, 
стала одной из его столиц. Главную столицу он построил на границе Армении и 
Месопотамии, назвав ее Тигранокертой (город Тиграна).
 Считая себя наследником великих царей — Дария и Ксеркса, Тигран появлялся не 
иначе как в пурпуровом кафтане, длинных широких шароварах, высоком тюрбане и с 
царской повязкой на голове. По словам Цицерона, всюду ему раболепно 
прислуживали и сопровождали его четыре «царя».
 Большую озабоченность сената вызывала и позиция Митридата. Последний набрал 
значительное войско, хорошо вооружил и снабдил его. Отдельные части с помощью 
италийских эмигрантов, находившихся при понтийском дворе, были организованы по 
римскому образцу. Митридат снова подчинил себе земли, отпавшие от него. Он 
занимался поиском новых союзников. С деньгами и подарками послы отправлялись к 
владетелям Иллирии, Фракии, Скифии, Галатии. Митридат обручил дочерей с новыми 
царями Египта и Кипра — Птолемеем Авлетом (Флейтистом) и Птолемеем Кипрским. 
Сенат ответил на царственное обручение объявлением обоих царей 
«незаконнорожденными» детьми посаженного Суллой на египетский трон и бесславно 
убитого царя Александра II (он погиб во время восстания в Александрии, едва 
вступив на престол). Весьма сомнительное завещание царя, объявлявшего 
наследником римский народ, вновь стало предметом политических дебатов.
 В конце 75 года сенат объявил о превращении в провинцию африканского царства 
Кирены и понтийского соседа — Вифинии. Последнее присоединение произвели на 
основе завещания умершего царя Никомеда III. Его наследник также был объявлен 
«незаконнорожденным».
 Митридат счел это за оскорбление и вызов и решил, что война теперь неизбежна 
(он знал также, что римляне уже в 77 году усилили киликийскую армию; по 
официальному заверению, сенат ожидал тогда неприятельского нападения в связи с 
восстанием Лепида). Римский сенат еще больше укрепил царя в его подозрении, 
отказавшись дать письменное подтверждение пунктам Дарданского мирного договора, 
заключенного Суллой с Митридатом устно.
 В конце 75 года через Л. Фания и Л. Магия, двух бывших офицеров мятежного 
Фимбрии [11] , Митридат заключил военно-политический союз с открытым врагом 
римского сената — сторонником Мария Серторием. Плутарх писал о нем: «Громкая 
слава Сертория разнеслась повсюду, приплывшие с Запада наводнили молвой о нем, 
словно иноземными товарами, весь Понт». Серторий признал за царем право на 
Пафлагонию, Вифинию и Каппадокию (владения, которых Митридат по Дарданскому 
миру лишился). Он также прислал на помощь отряд во главе с пропретором Марком 
Марием, сенатором, родственником умершего главы марианской партии. Со своей 
стороны, царь отправил в Испанию 40 кораблей и 3 тысячи талантов на военные 
расходы.
 Приготовления Митридата к войне, как и сама война, произвели на римлян 
сильнейшее впечатление. Цицерон говорил об этом так: «Между тем Митридат 
воспользовался данным ему временем не для того, чтобы заставить вас позабыть о 
прежней войне с ним, а для того, чтобы доставить себе средства к ведению новой. 
Под предлогом похода против соседей-боспорцев он выстроил и оснастил сильный 
флот, набрал громадные полчища из каких только можно было племен и отправил 
послов с письмами даже в Испанию к тем вождям, с которыми м