зачастую выглядели искаженными, льстивыми для своих и 
уничижительными для врагов. Историки-дилетанты измышляли собственные факта, 
придавали особое значение тем вещам, которые такового не имеют, а с 
по-настоящему важными сведениями обращались весьма произвольно. Любопытно еще 
одно наблюдение Лукиана, которое, похоже, можно применить и к Аппиану: 
"Вследствие своего крайнего аттицизма и в стремлении к строгому и чистому языку 
он нашел нужным переделывать римские имена и переводить их на греческий язык. 
Так, Сатурнина он назвал Кронием, Фронтона — Фронтидом, Титана — Титанием, и 
так далее, часто еще смешнее".
Лукиан формулирует свои требования к историческому исследованию. У автора 
необходимо наличие двух качеств: государственного чутья и умения излагать свои 
мысли. Первому научиться нельзя — оно дается или не дается человеку от природы. 
Второе вырабатывается при помощи непрерывных упражнений и подражания 
классическим авторам. Разумеется, историк должен в совершенстве владеть 
материалом: если он пишет о военном искусстве, он с необходимостью должен знать 
основные приемы стратегии и тактики ведения войны. Суждения его должны быть 
свободны, и ему не следует никого бояться и ни на кого надеяться. Субъективные 
представления, пристрастим и антипатии следует оставить в стороне и не включать 
в свое изложение. При этом изящество стиля и языка не имеет особого значения, а 
от речи требуется в основном ясность и отчетливость, достойная свободного 
человека. Труд Аппиана во многом отвечает тем требованиям, которые 
сформулировал его блестящий современник.
"Римская история" по своей композиции и структуре обладает определенным 
своеобразием, что вынуждает к рассмотрению тех логических оснований, на которых 
Аппиан строил свой труд. Историк подчеркивает «простоту» и «нетеоретичность» 
своих взглядов. Он крайне скептически высказывается о философах. По его мнению, 
философия — не более чем утешение для тех, кто пребывает в бедности и не смог 
пристроиться к государственной деятельности. Философы "высказывают горькие 
упреки по адресу богатых и стоящих у власти, заставляя подозревать в них не 
столько презрение к богатству или власти, сколько проявление зависти" 
("Митридатовы войны", 28). Таким образом, Аппиан вполне разделял предвзятое 
отношение людей своего времени к «длинноволосым» бродячим и нищим проповедникам 
(как правило, киническим или пифагорействующим), считая, что для своего 
исторического труда он не может почерпнуть у них ничего ценного.
Вместо некоего философского, теоретического осмысления истории он предлагает 
некоторую чисто механическую, не слишком глубокую схему изложения, ставя перед 
собой узкопрагматическую цель — удобство для читателя. В «Предисловии» Аппиан 
признает, что события, которые он собирается описывать, были уже многократно 
изложены, причем как греками, так и римлянами. Однако, по его мнению, изложения 
предшественников не вполне удовлетворительны: те, кто придерживался 
хронологического порядка подачи фактов, не могли добиться целостности при 
описании событий в том или ином регионе, и повествование постоянно переносит их 
в разные части света. Тот же упрек может быть отнесен и к тем, кто описывает 
события как цепь причинно-следственных отношений. Историк предлагает свой 
способ расположения материала, считая, что для многих читателей будет 
предпочтительнее узнать, какие события происходили при столкновении римлян с 
тем или иным народом, какова была выдержка и доблесть противников при этих 
столкновениях, и какие факторы способствовали окончательному успеху римлян. 
Аппиан производит и соответствующую разбивку материала на книги. Каждую из этих 
книг историк планировал привязать к покорению римлянами определенной территории 
или народа.
Однако, невзирая на такую четкую формулировку своих задач, историку все же не 
удалось их решить полностью. Например, при описании гражданских войн, т. е. 
событий, происходивших всецело в рамках собственно римской державы, вести 
изложение подобным образом было попросту невозможно. Кроме того, такой подход 
неизбежно приводил к определенным последствиям, искажающим представление о ходе 
исторического процесса: распадаются цепочки причинно-следственных связей и 
отдельные действия той или иной исторической личности теряют свою взаимную 
обусловленность. Например, если мы будем изолированно рассматривать историю 
галльских войн Гая Юлия Цезаря, может создаться впечатление о последнем, как о 
преданном республике полководце, единственная цель которого — это расширение и 
укрепление власти сената и народа на новых варварских землях. Однако на самом 
деле все обстоит совершенно иначе, и для того, чтобы это понять, необходимо 
знать всю подоплеку событий начиная с диктатуры Суллы, отдавать себе отчет в 
том, что активность Цезаря была направлена на установление режима личной власти,
 а галльские войны — лишь результат деятельности 1-го триумвирата (Цезарь, 
Помпеи и Красс), следствие принятых им договоренностей и соглашений. Становится 
очевидным и тайная цель Цезаря — римского проконсула, который ранее никогда не 
командовал войсками, провел в Галлии 10 лет и в итоге во главе своих 
победоносных войск вступил в Италию и установил диктатуру, в которой соединил 
полномочия консула и проконсула. Цель же эта формирование боеспособной, готовой 
за своего командующего сражаться с кем угодно, в том числе и со своим народом, 
армии. Этой цели Цезарь и добивался, и в конечном итоге добился, а Галлия была 
лишь полигоном, где велась подготовка к последующим, куда более жестоким и 
тяжелым войнам.
Принцип территориально-племенной привязки излагаемых событий в итоге был 
выдержан лишь в некоторых из 24 известных книг Аппиана по истории Рима. Вот 
полный перечень этих книг. I — Царская (Basilk<). II — Италийская ('Italik<). 
III — Самнитская (Samnitik<). VI — Кельтская (Keltik<). V Сицилийская и 
островная (Sikelik< ka> nhsivtik<). VI — Испанская ('Ibhrik<). VII — 
Ганнибалова ('Annibaqk<). VIII — Ливийская (Libyk<), или Карфагенская 
(Karxhdonik< ka> Nomadik<)