девушку, Михал схватил ее в объятья.
Бася прижалась к его груди,  так что он слышал, как часто, будто у птички,
бьется ее сердце; пан Михал обнял Басю еще крепче, и они замерли.
     Наступило молчание.
     - Бася! Пойдешь ли за меня? - спросил маленький рыцарь.
     - Да! Да! Да!
     Услышав такой ответ, пан Михал с жаром поцеловал ее в румяные губы, и
они снова замерли.
     Тем временем затарахтела бричка,  пан Заглоба вбежал в сени, а оттуда
в покои, где сидели стольник с супругой.
     - Нету Михала!  Как в воду канул!  - выпалил он единым духом. - Я всю
Варшаву обшарил! Пан Кшицкий говорит, что его с Кетлингом видели! Не иначе
как схватились они!
     - Михал здесь,  - отвечала пани Маковецкая, - привез Кетлинга и отдал
ему Кшисю.
     Соляной столб,  в который обратилась Лотова жена,  должно быть, более
походил на живого человека, чем пан Заглоба в ту минуту. На какое-то время
он умолк, потом протер глаза и произнес:
     - Хе?
     - Кшися с  Кетлингом в  гостиной,  а Михал молиться пошел,  -  сказал
стольник.
     Пан  Заглоба открыл дверь и,  хотя был  уже упрежден обо всем,  снова
остолбенел,  увидев две склоненные друг к другу головы.  Кшися с Кетлингом
тотчас вскочили,  онемев от смущения,  но тут вслед за Заглобой в гостиную
пожаловали и дядюшка с тетушкой.
     - Жизни моей  не  хватит,  чтобы Михала отблагодарить!  -  воскликнул
Кетлинг. - Ему мы своим счастьем обязаны!
     - Да благословит вас господь!  - сказал стольник. - Как Михал сказал,
так и будет!
     Кшися бросилась в  тетушкины объятья,  и  обе заплакали.  Пан Заглоба
напоминал вытащенную из  воды  рыбу.  Кетлинг поклонился сыновьим поклоном
стольнику,  старик обнял его, и то ли от избытка чувств, то ли от смущения
сказал:
     - А пана Убыша Дейма-то зарубил! Не меня, Михала благодари!
     - Жена, а как их красотку-то звали? - спросил он, помолчав.
     Но у  пани Маковецкой времени на ответ не было,  потому что в комнату
вбежала Бася,  еще более стремительная,  еще более розовая,  чем всегда, с
вихрами,  спадавшими на  лоб пуще прежнего.  Подскочив к  стоявшей посреди
паре и  размахивая пальцем то перед глазами у  Кетлинга,  то у Кшиси,  она
воскликнула:
     - Делайте что хотите! Вздыхайте, страдайте, женитесь! На здоровье! Вы
думаете,  пан  Михал один-одинешенек на  свете останется?  А  вот и  нет -
возьму и  за  него выскочу,  потому что  я  его люблю и  сама об  этом ему
сказала.  Первая сказала, он спросил, пойду ли я за него, а я сказала, что
выбрала бы его из сотни,  из тысячи, потому что люблю его и буду ему самой
лучшей женой,  пойду с ним в огонь и в воду,  воевать вместе пойду.  Я его
давно любила,  хоть и молчала, потому что он самый добрый, самый желанный,
лучше него на свете нет...  А теперь женитесь сколько влезет,  а я за пана
Михала выскочу хоть завтра, ведь я, я...
     Тут Бася поперхнулась.
     Все смотрели на нее и  переглядывались,  никак не могли взять в толк,
то ли она разума лишилась,  то ли говорит правду,  но тут вслед за Басей в
дверях появился и Володыёвский.
     - Михал! - воскликнул стольник, снова обретя дар речи. - Правду ли мы
слышим?
     На это маленький рыцарь отвечал торжественно:
     - Бог  сотворил чудо,  и  вот  мое  утешение,  моя  любовь,  мой клад
бесценный!
     После этих слов Бася бросилась к нему как серна.
     Тем временем маска удивления спала с  лица Заглобы,  его белая борода
затряслась, и, широко раскрыв объятья, он сказал:
     - Неужто это правда?  Гайдучок,  Михал,  дети мои, идите ко мне. А то
разревусь, ей-ей, разревусь...


                                ГЛАВА XXI

     Он ее без памяти любил, и она его не меньше, и было им хорошо вместе,
только детей бог не дал,  хотя уже четвертый год пошел после свадьбы. Зато
хозяйством занимались с  великим усердием.  Володыёвский купил на  свои  и
Басины  деньги  несколько деревенек вблизи  Каменца,  и  обошлись они  ему
недорого:  в тех краях уже кое-кто,  опасаясь турецкого нашествия,  спешно
распродавал имущество.  В  имениях своих  маленький рыцарь  вводил строгие
военные  порядки,  неспокойный люд  усмирял,  отстраивал  спаленные  хаты,
сооружал фортеции,  то  есть оборонные крепостцы,  куда назначал временные
гарнизоны из своих солдат, - словом, как в былые времена ревностно защищал
отечество,  так теперь рьяно хозяйствовал,  не выпуская,  впрочем, из руки
сабли.
     Слава его имени служила наилучшей защитой его владениям. С некоторыми
мурзами он,  по обычаю,  лил воду на сабли и  заключал побратимство,  иных
бивал.  Своевольные казацкие отряды, разрозненные ватаги ордынцев, степные
разбойники  и  головорезы  с  бессарабских  хуторов  трепетали  при  одном
упоминании о  <Маленьком Соколе> -  и  потому табуны его  лошадей и  гурты
овец,  буйволы и  верблюды без опаски бродили по  степи.  Даже соседей его
уважали.  Состояние пана Михала при помощи дельной супруги умножалось.  Он
был  окружен  почетом  и  любовью.  Родимая  земля  наградила его  высоким
званием, гетман его любил, хотинский паша, вспоминая о нем, губами чмокал